Александр Плющев, Информационный ведущий радио "Эхо Москвы"

Александр Плющев. Информационный ведущий радио "Эхо Москвы".

OnAir.ru: Как Вы попали на радио?

Александр Плющев: Мы учились в химико-технологическом институте им. Д. И. Менделеева вместе с Димой Пинскером, который работал парламентским корреспондентом «Эхо Москвы», сейчас он обозреватель журнала «Итоги». Он все время мне говорил, что рано или поздно перетащит меня на радио, но почему-то не выполнял своего обещания. Однажды меня в очередной раз выперли из института (я очень много раз там учился, но ни разу не доучивался), и Дима в очередной раз спросил, не хочу ли я попробовать.

Я не жалею о времени, проведенном в институте – там было интересно, в том числе, кстати, и учиться. Мы там выступали в агитбригадах, и до сих пор, если нас приглашают, мы со старыми друзьями с удовольствием приезжаем.

Насколько трудно было в самом начале?

Мне вообще здесь не было тяжело. Конечно, многому пришлось учиться, но это интересно. Мне всегда больше нравилось учиться чему-то полезному, чем чему-то бесполезному. Именно поэтому ряд каких-то дисциплин в институте я не мог преодолеть. Я понимаю, что это плохо, что человек должен иметь высшее образование для того, чтобы у него был какой-то кругозор и все прочие прелести, но когда учишься чему-то полезному – это совсем другое.

А свой первый эфир помните?

Прекрасно помню. С 5 на 6 февраля 1994 года, в ночь. Это был мой первый рабочий день. Я до этого, конечно, приходил, смотрел, но не более того. А тут так получилось, что пришел учиться ремеслу и совершенно неожиданно вышел в эфир. Большего кайфа, чем тогда, я больше не получал и, наверное, не получу никогда. Я сам сделал новости! Конечно, Саня Климов, у которого я стажировался, страшно меня ругал, говорил, что все – не то, все ужасно. Но все равно это было классно - ты первый раз сам что-то сделал и сам вышел в эфир. Это были эфиры в 4 и 5 утра. Количество аудитории было – сами понимаете. Ну, все равно, слава богу, что я ничего не напутал.

Первое время на станции мне было хорошо и спокойно. Обстановка у нас всегда была очень хорошей. Кстати, в мой первый день на радиостанции эфир вел Саша Лаэртский, очень известный музыкант и, как потом выяснилось, очень хороший человек. Он по-доброму ко мне отнесся с самого первого дня. Одним словом, бояться было нечего. Но как-то месяца через два, когда я понял, что уже почти зачислен в штат, у меня появился мандраж, я неожиданно испугался. У меня до сих пор иногда бывает, что «стопорит».

Всегда было интересно, как выкручиваться из ситуаций, когда в прямом эфире «стопорит» или нападает смех.

За примерами далеко ходить не надо. Недавно, например, просмеялись весь утренний эфир. Вадим Кондаков читал программу «Метеоскоп» о погоде, а я в это время смотрел теннисный матч по телевизору рядом в студии. И в то время, когда теннисисты ели бананы во время отдыха, я непроизвольно хрюкнул. Хрюк был слышен в микрофон. Естественно, все в студии, а народу было много, засмеялись. Вадик стоически дочитал свой «Метеоскоп» и сорвался буквально на последних словах. Звукорежиссеры увели микрофон, включили меня. Начинаю читать новостные заголовки, вспоминаю, как хрюкнул, начинаю смеяться. Заголовки кое-как отчитал, более или менее дрожащим голосом, а на новостях вспомнил про свой хрюк и «сломался». Колбасило меня минут десять. Я был уверен, что позвонит кто-нибудь из начальников. И тут на пейджер пришло сообщение от кого-то из слушателей: «Должно быть, Вадим Кондаков отомстил Александру Плющеву за его хрюк и показал ему козу». Вот так и провеселились все утро.

Эфиры на радио славятся оговорками. Что-нибудь из коллекции оговорок «Эхо Москвы» можете воспроизвести?

Да тут вообще целая мифология. Ну, например, легендарная оговорка нашей радиостанции о том, что «российские журналисты попали в член пепенцам». Наша ведущая Марина Королева, которая, замечу, ведет программу о русском языке, однажды рассказала всем о том, что Евгений Кафельников вышел в финал Кубка Большого Члена. Петя Марченко, который работал здесь до НТВ, на всю жизнь, наверное, запомнил то, как он вместо «Мосгорсуд» сказал «Мосгорсруд». Новость была первой и, естественно, выпуск был сорван. Дальше читать было просто невозможно.

И как с этим бороться?

А я вот не представляю. На радио еще можно попросить звукорежиссера увести звук. «Был короткий выпуск новостей, - подумает слушатель, - ну, наверное, так и положено». Никто ничего особенного не заметит. Можно в конце концов как-то справиться со смехом - лучше всего глубоко вдохнуть, если получится, конечно, ну и так далее. А меня больше заботит вопрос, как с этим борются телевизионщики. Я недавно видел по первому каналу, как Катя Андреева раскололась в конце программы и смеялась в голос. Представляете, прямой эфир на телевидении - ты же не попросишь оператора убрать тебя из кадра. Поэтому у нас все-таки полегче.

Кстати, о телевидении. Вы успели поработать на НТВ, но в результате все равно оказались на «Эхо». Здесь лучше?

Я не уходил с «Эха Москвы» благодаря Алексею Венедиктову, главному редактору «Эха» и большому придумщику. Сначала я хотел перейти на НТВ по двум совершенно прозаическим причинам – во-первых, из-за денег (а на телевидении традиционно платят больше), во-вторых, я очень устал от работы, которую выполнял здесь, от однообразия. К сожалению, отпуск зачастую не может разбить накапливающейся усталости. Венедиктов придумал хорошую формулу совмещения, и мне понравилось. Теперь я просто не могу без второй, третьей работы. Просто не представляю себе, как можно работать в одном месте, поэтому сейчас я работаю еще и в «Ведомостях».

Почему я в конце концов ушел с НТВ? Я заработал деньги, которые мне были нужны на квартиру, да и не понравилась сама атмосфера телевидения, причем я могу сказать только теплые слова о той бригаде, в которой я работал. Там подобрались удивительные, я бы даже сказал, легендарные люди. Наверняка многие помнят Диму Менделеева, который вел программу «Тема» сразу после Влада Листьева. Именно на НТВ мы встретились с моим «подельником» по программе «ЭхоНет» Глебом Сеткиным. Для меня телеэфир наркотиком не стал, может быть, потому, что я не появлялся в кадре. Я не стремлюсь показаться в кадре – он без меня переживет. А подход на телевидении еще более поверхностен, чем на радио. Мне, например, интересно читать журналы типа «Итогов», «Власти». Они более глубоко оценивают ситуацию, рассказывают о событиях в стране, они могут не стесняться в деталях. А мы поговорим о событии, и все, привет. Вы когда-нибудь ходили по улице, когда по одной стороне идет дождь, а по другой его нет? Так и у нас. Сейчас новость осязаема, а через пару минут – как не бывало. Событие умирает на глазах. Мне это не очень нравится. А в телевидении вообще главное – это картинка. Если есть хорошая картинка – есть и новость, а нет картинки – и новость не состоялась.

На «Эхо Москвы» Вы работаете уже шесть лет. После такого немалого стажа у вас есть законное право авторитетно рассказать всем, что же это такое – радиостанция «Эхо Москвы».

«Эхо» является единственной негосударственной информационно-развлекательной радиостанцией и вообще это уникальное явление среди российских СМИ. Здесь особенное все – от принципов организации работы и подходов к ней до отношений между людьми. В плане менеджмента – это либо нобелевская премия по экономике, либо длительное тюремное заключение за использование неквалифицированного детского труда. Шутка. Ну а что касается общения, то тут кто только на ком не переженился, так что получилась одна большая почти что шведская семья. В хорошем смысле этого слова.

Как делаются новости на «Эхе Москвы»? Можно ли как-либо выразить свое отношение к сухой информации?

Делаются они оперативно, точно, профессионально. С головой. Ну или, по крайней мере, к этому надо стремиться. А отношение можно выразить интонацией или как-нибудь еще – неявно. Я, например, очень люблю цитировать наших уважаемых политиков. К сожалению, Ельцин ушел в отставку, он был просто незаменим в этом плане, Лужков очень хорош, иногда и Путин замечателен для цитирования. Вчера Иванов, министр иностранных дел, перепутал слова и вместо «волеизъявление» произнес «волеизлияние». Я очень люблю такие моменты и, если и выражаю свое мнение, то только с помощью цитат.

А бывали в вашей практике случаи, когда новость была настолько шоковой, что ее трудно было выводить в эфир?

Для меня было шоковой новостью, когда умер Евгений Леонов. За два месяца до этого я с ним разговаривал. Мне пришлось читать этот выпуск новостей. Скажу честно, было нелегко. Как правило, смерть человека, которого знаешь или с которым тебя что-то связывает, всегда сильно действует. Очень часто в эфир выходят совершенно несопоставимые новости. Вот у нас в программе обычно 3 или 4 заголовка. И они идут один за другим в порядке убывания их важности. Если у меня первый заголовок: «Два часа назад умер Иосиф Бродский», какой смысл читать все остальные? Выпуск можно заканчивать. Но программа рассчитана на 8 минут, поэтому дальше ты, как идиот, рассказываешь о том, что МВФ отказал России в выделении очередного займа, о вещах, которые кажутся смешными, придуманными и никому не нужными.

Есть такая новость, какую вы бы опустили, не стали давать в эфир?

Недавно мне пришла одна жуткая новость, связанная с гибелью ребенка, которую я не стал давать в эфир. С рождением собственного ребенка я вообще стал немного по-другому относиться к детям. А новость была о том, что в Индии мангуст ночью съел глаз у восьмимесячного ребенка, отчего он умер. Зачем мне это говорить? Это никому не нужно. Да и мангуста того, небось, давно утопили.

А вы слушаете выпуски новостей, которые делают ваши коллеги?

Мне приходиться это делать. Я слушаю «Эхо Москвы», даже когда куда-нибудь уезжаю и если у меня есть такая возможность. Хотя говорят, что надо отдыхать от радиостанции, на которой работаешь.

Вы и Ваши коллеги по станции делаете одно и то же – читаете новости. Есть ли разница между тем, как вы это делаете?

Конечно, есть. Во-первых, у каждого свой стиль. У Марины Королевой, например, стиль взрослой женщины, стиль очень культурной, строгой дамы. Да у каждого на радиостанции свой образ. Что касается меня, то я на радиостанции из информационников самый хулиганистый. Так случилось благодаря тому, что я долгое время был самым младшим среди новостников. Я могу себе позволить и в новостях, и во время обычного эфира сказать слово «зашибись», да и многое другое, что вряд ли произнесут в эфире та же Марина Королева или Саша Козин. Мы, слава Богу, разные. Мне можно, мне прощают - не потому, что я такой хороший, а потому, что у меня ниша хулиганистого раздолбая.

НТВ не стало для вас наркотиком. А «Эхо Москвы»?

Наверное, стало. Иногда я думаю, что надо как-то менять деятельность, пора сваливать с новостей, а потом думаю - а как без этого? На две недели я могу себя без эфира представить, на четыре – тоже. Но я не знаю, каким образом можно обходиться вообще без эфира. Я не стал бы называть это наркотиком - просто уже привык так жить. Мне нравится здесь работать.

OnAir.ru - 2000 г. - Татьяна Ломакина.