Алексей Венедиктов: Если Путин не гнушается объяснять главным редакторам мотивы принятия своих решений, почему я не должен их выслушивать

Главред «Эха Москвы» Алексей Венедиктов вместе с журналистами радиостанции посетил вчера Казань в рамках проекта «Дорожные истории: четверть века с Эхо». Он поговорил с казанскими слушателями, встретился с президентом Татарстана Рустамом Миннихановым, а также пообщался с мэром Казани Ильсуром Метшиным. Вечером Алексей Венедиктов встретился с корреспондентом «Свободной трибуны».

Алексей Алексеевич, в Твиттере на вопрос о том, как вам Казань, вы ответили, что она «иная». В чем это проявляется?

Я имел в виду, что я последний раз был в Казани 15 лет назад, и в моей генетической памяти Казань осталась трехэтажной с определенными фасадами. Сейчас ты попадаешь в совсем иной город, и тебя это коробит. Твои ожидания не оправдываются. Я думал: ну почистили, ну бывает, залакировали, как в Петербурге. Я ожидал такой очищенный Петербург, а здесь оказался город совершенно другой, с другим духом. Конечно же, архитектурный ландшафт меняет и жителей, но с ними я практически не общался. Я к этому городу еще не привык — он для меня пока выставочный.

Я был в местах, которые выставочны. Надо понимать, что я здесь ровно сутки. С точки зрения туриста, Казань — очень привлекательный город, который сохраняет элементы восточной экзотики и современных удобств. Как человек, много путешествующий, я могу сказать, что приехать сюда на экскурсию и пожить здесь несколько дней с семьей я бы согласился. Мне было бы интересно.

В последнее время в Татарстане активно обсуждается возможный переезд Рустама Минниханова в Москву. Звучат и возможные должности: премьер-министр, полпред в Крыму, вице-премьер России. Как вы считаете, это возможно в ближайшее время?

Все в голове одного человека. На мой взгляд, одна из проблем в том, что у нас очень слабо работает институция кадров. Когда работают кадровые институции, примерно понятно, что будет дальше. У нас конфигурация в голове у Владимира Путина: она имеет свои прелести и свои недостатки.

Я, например, никак не мог предугадать, что Олег Савельев станет министром по делам Крыма. Гадать не буду, но знаю, что периодически такие разговоры возникают — это политические и кулуарные сплетни. Никаких достоверных данных ни у меня, и, думаю, ни у кого, кроме самого высшего уровня, нет.

Вы в ближайшие две недели посетите несколько российских городов, где вещает «Эхо Москвы». Как вы можете оценить уровень региональной журналистики? Читаете ли вы региональную прессу?

Да, читаю, но оценить не могу. Мой принцип в качестве главного редактора «Эха» — не вмешиваться в политику региональных партнеров, потому что они лучше знают, какую редакционную политику вести. Единственное, я настаиваю на том, чтобы основные позиции «Эха» сохранялись. Если какой-то региональный партнер начнет вести политику какой-либо партии, я думаю, мы прервем с ними отношения. У нас такого никогда не было, чтобы региональный партнер изменял принципиальным позициям «Эха». Одна из целей моей поездки — понять, нет ли где искажений.

А если не отталкиваться от вашей радиостанции? Каков сейчас уровень журналистики в регионах?

Она разная. Я сужу по интернету. Я, в отличие от моих московских коллег, менее сноб в этом отношении. Подходы к журналистике зависят от людей и редакционной политики. Есть региональные издания, например, в Томске телевизионная компания ТВ2, которая даст фору многим федеральным и московским каналам.

Это зависит от того, кто работает главным редактором, и какие там журналисты. Это не зависит от места проживания. В Европе самые сильные издания преимущественно региональные. Хорошо бы, чтобы и в нашей федеральной стране региональные издания были такими, чтобы их читали в Кремле и на «Эхе Москвы».

Существует мнение, что будущее российской журналистики в ближайшие годы будет зависеть исключительно от регионов. Что вы думаете об этом?

У меня нет мнения на этот счет, но в моей редакции, если говорить о последних трех наборах, работают ребята из регионов. Мы отбираем их очень тщательно: на «Эхе» работа сложная, профессионально тяжелая. Мои заместители, например, из разных регионов. Я сужу о человеке по его профессиональным способностям, мне абсолютно все равно, из Благовещенска он, из Казани или из Москвы. Совершенно все равно. У меня есть некая профессиональная планка, которую я требую соблюдать. Я не меряю людей ни по цвету, ни по росту, ни по возрасту, ни по стажу, ни по месту рождения. Я считаю, что это неправильный подход. Регионы очень разные, журналисты в них очень разные. И там, конечно, больше журналистов, чем в Москве, и мой выбор в последние три года — процентов 80 люди из регионов. И я даже не знаю, откуда они родом.

В регионах, в том числе в Татарстане, большое влияние на прессу оказывает местная власть: многие издания существуют за счет средств местных бюджетов. В обществе принято считать, что такие СМИ являются исключительно рупором власти. Как в таких условиях честно выполнять свои профессиональные обязанности?

Журналистам все равно, из каких денег они получают зарплату, или должно быть все равно. И слушателем должно быть наплевать, кто является учредителем, акционером или кто дает гранты. Люди должны судить по редакционной политике. Если вам кажется, что, условно говоря, «Эхо Москвы» работает исключительно на «Газпром», — это факт не нашей биографии: мы же знаем, что это не так.

Редакционную политику издания нужно брать целиком. Если она вас устраивает, то какая вам разница, кто владелец и откуда деньги? Я уже давно перестал заморачиваться на эту тему. Мои молодые сотрудники иногда нервно вздрагивают, когда им говорят, что они «Эхо Газпром». Вот нас ежедневно в Москве слушает миллион сто тысяч человек. И у каждого свое представление об «Эхе». Они продолжают нас слушать? Продолжают.

Что касается денег, то в Москве есть рекламный рынок, который, кстати, сокращается в связи с общей рецессией. До этого года «Эхо Москвы» 11 лет из 15, в которые я был главным редактором, было прибыльным. Три года были в нуле и один раз в минусе в 2010 году. Мы живем на свои деньги, платим дивиденды. Если бы, предположим, мы не зарабатывали, и наши акционеры в лице «Газпром-Медиа» не требовали изменений редакционной политики, то какая разница?

Вот беру я грант от Минкульта — я совершенно не обязан обслуживать господина Мединского и не буду этого делать. Но Минкульт, уважая «Эхо» и желая распространения какой-то своей информации, может дать нам грант. Дело не в том, что деньги не пахнут: мы соблюдаем абсолютно независимую редакционную политику, которая поддерживается нашими слушателями.

В провинции таких рекламных денег нет. Для того, чтобы выжить, медиа обращаются за помощью либо к предпринимателям, либо к меценатам, либо к властям, где деньги есть. Если они продолжают независимую редакционную политику, то и нет вопросов. Если подстраиваются, то это неправильно.

Прежней «Lenta.ru» больше нет. Когда вы беседовали с прежним главным редактором «Ленты» Галиной Тимченко, вы сказали, что издание просто «просрали». Была также история, когда «Газпром-Медиа» завладел большинством акций «Эхо Москвы» и вы думали, что владельцы будут влиять на редакционную политику радиостанции. Вы тогда сообщили, что если это произойдет, журналисты покинут «Эхо». Редакционную политику вы тогда отстояли. В «Ленте» это не удалось. Почему?

Да, именно просрали. Но только в «Ленте» не изменили редакционную политику — они ушли до того, как редакционная политика была изменена. Это принципиальная разница. Они очистили место для другой редакционной политики.

Я обсуждал со своими заместителями эту проблему. Я сказал, что если меня «снесут», то вы должны оставаться и держать планку, вы должны продолжать ту редакционную политику, которую мы ведем 24 года. То есть, если командира убили, не надо складывать оружие и бегом бежать дезертировать с высотки. Ее нужно держать, вот и вся история. Никого еще на тот момент не убили.

Но Тимченко четко сказали, что, например, Ильи Азара, в издании быть не должно.

Да, захотели убрать Азара. Но представьте себе на секунду, что на «Эхе», кроме меня, убирают Латынину. Ну и что? Кроме нее есть Пархоменко, Шендерович, Альбац и многие другие.

К тому времени Азара, кстати, еще не убрали. Потребовали убрать. Когда бы убрали, тогда и принимайте решение. Получилось, что вместе с Азаром они убрали остальных. Не они убрали, а те убрались сами. Куда? И где они? Они предали своих читателей. Не надо делать работу за тех, кто вас хочет убрать. Не нужно очищать место. Если вы не согласны, вы продолжаете ту редакционную политику, которая велась до этой ситуации.

Мы с заместителями обсуждали это, потому что стоял вопрос о моем утверждении в качестве главного редактора. Сергей Бунтман (первый заместитель Венедиктова — ред.) стоял на низком старте, чтобы перехватить это знамя в случае чего.

История в том, что мы работаем на слушателя, а не на себя любимого и великого. Я себя найду в другой профессии или на другом ресурсе, но слушателей-то зачем бросать? Пусть выгоняют, пусть закрывают. Это моя позиция, и она, насколько я знаю, встречает уважение во всех структурах власти. Я совершенно не собираюсь говорить: «Встали и пошли за мной». Куда? Куда за мной?

Илья Азар в итоге из «Ленты» все-таки уволился.

Азар ушел сам. Кто уволил Азара? Тимченко? Нет. Он ушел сам.

Но если бы он остался, его бы в любом случае убрали.

Пусть бы и уволили. А его не уволили — он ушел сам. И Тимченко написала заявление по собственному желанию. Я вот не буду никогда писать по собственному желанию. Какое это такое у меня желание уходить? Значит, формально у Тимченко было желание?

Юридически, да.

Вот по документу она ушла по собственному желанию. О чем мы говорим тогда? Меня просили уйти за 15 лет семь раз. Я говорю, увольняйте по статье. В чем проблема?

В интервью «Новой газете» Тимченко коснулась вопроса связи главных редакторов с Кремлем. Вы Кремль посещаете часто. Считаете это важным аспектом вашей работы?

Конечно. Люди, принимающие решения, должны мне их мотивировать. Если Путин не гнушается объяснять главным редакторам мотивы принятия своих решений, почему я не должен их выслушивать. Я что, должен выслушивать Немцова, а Путина не должен? Это в таком случае какое-то странное понятие журналистики.

Это никак не влияет на редакционную политику. На этих встречах ничего не просят, потому что это можно сделать и по телефону. Поскольку Галина Тимченко сама была приглашена неоднократно и бывала на таких встречах, я нахожу, что это достаточно лицемерная позиция. Все знают, что президент, люди в администрации и министры встречаются с главными редакторами. Это во всем мире так.

Тимченко утверждает: «Что должно остаться в кремлевских кабинетах, остается в кремлевских кабинетах. То, что не остается, это специально сливают». Это так?

Когда я получаю какие-то намеки, я даю своим журналистам задание приглядеться к какой-либо проблеме, которая может возникнуть. Ведь на таких встречах не сообщается никаких новостей. Они же не идиоты.

Мы разговариваем о мотивации принятия решений, и кстати, эти люди слушают и нашу точку зрения. Это обмен мнениями между людьми, которые принимают решения, и людьми, которые эти решения видят. Поэтому слова «что ты думаешь по этому поводу» совершенно обычны на таких встречах.

По словам Тимченко, в таких случаях «мы уходим из области журналистики в область личных отношений». Представим на минуту: перед вами сидит, к примеру, Володин и просит известную вам информацию не выводить в эфир. Ваши действия?

Но я же тоже кое-что говорю Володину. Всем понятно, что тот же самый Володин, Путин и другие прекрасно понимают, что перед ними люди, на которых они пытаются влиять. Но это то же самое, если я встречаюсь с Ходорковским в Цюрихе, с Немцовым в Израиле или с Касьяновым в своем кабинете — они тоже пытаются на меня влиять, и это нормально. И когда я встречаюсь на площади в Казани со слушателями, они тоже пытаются на меня влиять. И это тоже нормально. Мы занимаемся абсорбированием позиций. Если вы — партийное радио или партийное издание, вы можете встречаться только с партией «Единая Россия» или только с РПР-ПАРНАС. И это не журналистика. Галина Тимченко может вести свою политику, как она хочет. «Эхо Москвы» достаточно цитируемое, известное СМИ и с хорошей репутацией, чтобы доказать: моя позиция правильная. Вот и все.

Возвращаясь к Азару. Он теперь работает на «Эхе». Это была ваша инициатива?

Это была инициатива Леси Рябцевой — моего помощника, которая знала Азара и сказала, что он сейчас на рынке. Она знает, что я «шакалю» на рынке. Меня называют «шакал с крыльями». Кого уволили, берем к себе, если есть возможность.

Азар очень много раз ругал «Эхо Москвы», как мы знаем. Это не имеет никакого значения для меня. Человек, который мне приносит рейтинги, клики и неприятности, то есть скандалы — это все, что нужно для «Эха».

По словам Тимченко, вы платите Азару из собственных средств. Это так?

Это правда. Потому что трудовой договор должен заключить не я, а генеральный директор в соответствии с уставом. Она (Екатерина Павлова — генеральный директор «Эха» с февраля 2014 года — ред.) его, видимо, не хочет, раз договор до сих пор не заключен. Мне нужно устроить ее встречу с Азаром, чтобы они обговорили условия договора. Пока он в поездках, не сильно получается. Но Азар на данный момент работает на «Эхо». А я должен ему платить.

Но стоит отметить, что Азар в таком же положении, как и я. Я до сих пор не заключил трудовой договор. 17 марта истек предыдущий трудовой договор и мне предложили первый вариант договора 12 мая. Я пока его рассматриваю, мои юристы сомневаются, что я должен его подписывать. Два месяца я не получаю зарплату. Работаю главным редактором без зарплаты и живу на деньги любящих меня женщин, я бы сказал так (смеется).

Нашим слушателям совершенно без разницы, в штате Азар или нет, и на какие деньги он ездит и работает. Они должны получать продукт. И моя задача — обеспечить наших слушателей и посетителей сайта материалами Азара. Я это делаю. И какая кому разница, и Галине Тимченко особенно. Она ведет себя как мама, сыночек которой ушел к другому.

Азар меня предупредил, что как только Галина откроет свой проект, он, возможно, уйдет к ней. Я это принял. Мы считаем, что у нас временный договор. У меня нет никаких проблем. Дело не в том, что я хочу поддержать Азара — я не благотворитель. Я считаю, что он талантливый журналист и прибавляет бренду «Эха Москвы» дополнительной славы и скандалов.

«Эхо» в очередной раз проверит прокуратура, также редакция переезжает из здания на Новом Арбате. Совпадение?

На сегодняшний день решение мэрии Москвы заключается в том, чтобы перестроить высотные здания на Новом Арбате под гостиницы, которых не хватает. Меня абсолютно любезно мэрия предупредила об этом, они готовы помочь найти здание недалеко от этого места. У меня, как вы понимаете, отношения со всеми приличные. Пока нам не ставят палки в колеса в отношении переезда, я не связываю это ни с какой политикой.

С политикой я связываю вот эти лже-дела, которые инициируются понятно откуда и понятно кем. Это легко определить по медиа, которые в этом участвуют. Я отношусь к этому философски. Я публичный человек, мы за свободу слова. Пусть прокуратура и следственный комитет работают, мы сотрудничаем. Жалко только время. Все понимают, что это дутая история.

Как вы относитесь журналистам, которые получили государственные награды «За высокий профессионализм и объективность в освещении событий в республике Крым»?

Давайте посмотрим, за что наградили: за высокий профессионализм и объективность. Я бы эту награду принял, потому что «Эхо Москвы», с моей точки зрения и с точки зрения мирового сообщества, объективно со всех сторон освещало и освещает события на Украине. Но мы понимаем, что это символический жест президента для тех, кто поддерживает его политику. Это его выбор.

В середине мая у вас случился конфликт с холдингом «LifeNews» из-за поста киевского журналиста в блоге на сайте «Эха Москвы», в котором, по мнению руководителей «LifeNews», неправильно освещалось происходящее с их журналистами, задержанными в Киеве. Можете прокомментировать?

К тому времени, когда запись в блоге была опубликована, журналистам уже ничего не угрожало. Я думаю, когда журналист на войне попадает в заложники, нужно быть более взвешенным и осмотрительным. О чем я главному редактору сайта «Эха» и сказал.

История в том, что я был в самолете в том момент, когда все это случилось, но ответственность, несмотря на это, все равно на мне. Ничего нового этот киевский парень не написал. Но я уже сказал, что публиковать запись было преждевременно именно потому, что это была военная история. А теперь нужно разбираться, что же там было на самом деле.

Главный редактор должен объяснять журналистам, что можно делать на войне, а чего нельзя. Если они захвачены, главред должен был лететь в Киев, где ему ничего не угрожало, и предлагать себя взамен или брать на себя ответственность. Он ее на себя не взял. Это просто другое понимание работы главного редактора.

А тот скандал, который подняли: мне в один момент показалось, что все готовы были пожертвовать теми ребятами, и тогда было бы замечательно. Тем временем, мы вели свою работу и продолжаем вести ее так, как считаем нужным без консультаций с другими СМИ.

В Украине выбрали нового президента. Поможет?

Да. Я знаю Петра Алексеевича (Порошенко — ред.) очень давно, лет 15, наверное. Он очень спокойный, взвешенный и умеренный. Хотя в условиях войны людей «заклинивает», но он один из самых умеренных украинских политиков — это первое. Второе — мы признаем выборы украинского народа. Появился собеседник, и я надеюсь, что на встрече 5-6 июня Порошенко пересечется с Путиным на международном мероприятии, они договорятся о встрече, хотя вся эта история на годы и десятилетия. Но снижение температуры чрезвычайно важно. Меня Украина волнует меньше — это другая страна. Меня больше волнует Россия.

В февральском интервью «Новой газете» вы сказали, что президентские выборы в Украине не снимут раскола. Вы продолжаете так думать?

Они не снимут раскола. Я говорю о понижении температуры. Когда по Украине, с одной стороны, бродят неформальные вооруженные формирования, подчиняющиеся неизвестно кому, самопровозглашенным полевым командирам, а с другой стороны, когда очевидно, что национальная гвардия Украины не имеет централизованного управления и тоже может превратиться в подобные вооруженные отряды, становится очень опасно.

Вы в том интервью также сообщили, что, по вашему мнению, первый разгон Майдана осуществили не по приказу Януковича.

У меня нет никаких данных, что первый разгон Майдана был по приказу Януковича. Те документы, которые были захвачены и опубликованы в блоге: записные книжки Януковича и его охранника показывают, что он был не в курсе — он был на охоте.

Кто-то из-под Януковича, это мог быть любой полковник.

Путин выборы в Украине признал. Как вы считаете, с его стороны есть желание идти на контакт с Порошенко?

Я не знаю, я не его пресс-секретарь. Я знаю, что для Путина эта ситуация очень некомфортная. Но это не вопрос желания — он политик. Он может и имеет право делать что-то вопреки своему желанию. И он часто доказывал, что он может через себя переступить. Посмотрим. Я не пророк.

Переходим к российским делам. Протестная активность за последние полтора года заметно снизилась. Стоит ли это связывать с тем, что Навальный, который был неким вождем, сейчас находится под домашним арестом, или есть другие факторы?

Это не связано с вождем. Существует объективная история: Украина, конечно, подняла патриотические настроения, и люди, которые поддерживали Болотную и Сахарова, поддержали Путина в Крымской кампании и то, что происходит на Украине. Иными словами, база протеста сузилась. Я не думаю, что сейчас в Москве Навальный собрал столько же, сколько на мэрских выборах. Кстати, я не вспомню позицию Навального по Крыму. Вы не вспомните?

Он писал об этом, но сейчас уже не припомню.

Понимаете, мы с вами не помним. Ни вы — журналист — не помните, ни я. То есть она была не настолько яркой, чтобы запомниться. Есть объективное сужение базы.

Вторая история заключается в том, что у объединенной оппозиции нет цели. Тогда был протест за чистые выборы. Люди были оскорблены. Что произошло дальше? В Москве прошли выборы мэра. Удовлетворили главное требование — чистые выборы. Опять снизилось давление.

Да, конечно, лидера нет. Но Навальный был лидером оттого, что остальные лидеры куда-то все подевались. Удальцов сел, Каспаров в эмиграции, Ходорковский там же.

Но главное не в лидере, хотя это важный аспект. Есть разочарование, что нет быстрых результатов. Хотя в Екатеринбурге победил Ройзман, поддержанный оппозицией. В Петрозаводске победил человек, поддержанный оппозицией, в частности, «Яблоком». То есть выборы можно было выигрывать. Но затем, например, партия РПР-ПАРНАС уничтожила сама себя, избавившись от Рыжкова. Это такой период депрессии у оппозиции.

Владимир Жириновский на днях сообщил, что фракция ЛДПР в Госдуме планирует в ближайшее время внести на рассмотрение законопроект «Об оккупированных территориях России». Речь идет о восьми территориях Украины, которые якобы незаконно оккупирует киевская власть. Возможно ли в сложившейся ситуации принятие такого закона?

Все возможно. Удивительная история: два сильнейших председателя Госдумы и Совета Федерации. Сергей Евгеньевич Нарышкин — потрясающий политик. Я с ним часто общаюсь и поверьте: уровень понимания огромный. И Валентина Матвиенко — она тоже лучший председатель. И совершенно беспомощная Государственная Дума, принимающая, на мой взгляд, абсолютно непрофессиональные законы в тех отраслях, в которых я понимаю. И самую безумную инициативу она принять может. Ничего с этим не сделать. Пусть принимают.