Сева Новгородцев: «Сейчас я занимаюсь только словом» #VideoPhotoPLAY!

У головного офиса «Би-би-си» в Лондоне самый большой медиахолл в Европе: по своим масштабам он напоминает футбольное поле, заставленное сотнями ничем не отгороженных друг от друга столов с мониторами. Сотрудники снуют по помещению как в гигантском муравейнике, а поток новостей, льющийся с огромных плазменных экранов, не останавливается ни на минуту. Английская аскетичность не предусматривает наличия даже переговорной, где мы с Севой Новгородцевым могли бы спокойно побеседовать, поэтому приходится усаживаться на крошечный диванчик прямо в редакционном зале.

73-летний Сева ходит по офису в элегантном костюме. Сегодня он ведет информационную программу «БибиСева» и публикует на сайте «Русской службы «Би-би-си» авторский блог. «Каждый день приходится генерировать идеи, — говорит он, — не будешь же писать про то, как вчера соседа встретил». Хотя теперь Новгородцева больше увлекают общественно-политические темы, у соотечественников его имя по-прежнему ассоциируется с «вражеским голосом» из приемника, который в 80-е дразнил непредставимыми в официальном советском эфире названиями Black Sabbath, Pink Floyd и Led Zeppelin.

Передачи из серии «Рок-посевы», которую Новгородцев запустил в 1977-м, записывали на магнитофон, расшифровывали, передавали друг другу. У Севы даже сформировался фэн-клуб, благодаря которому теперь доступен полный архив его программ. «Это была тяжелая работа, — вспоминает Новгородцев, который в 1987-м вдобавок к «Рок-посевам» начал вести на «Би-би-си» музыкальное ток-шоу «Севаоборот». — Мне приходилось прослушивать все новые релизы за неделю. Но сейчас я вернулся на свой уровень и занимаюсь только словом. А музыку слушаю из своей молодости — джаз 40-х».

Худощавый вегетарианец и кавалер рыцарского ордена Британской империи за сорок лет в эмиграции полностью впитал английскую сдержанность. Он принимает у себя именитых соотечественников, но сам на родине бывает редко. Сева с восторгом вспоминает, как однажды ездил в тур по городам России в поддержку шоу «Стань звездой», аналога английского «Pop Idol»: «Продюсер Сергей Кардо пришел ко мне в эфир и попросил стать членом жюри. Это был полезный опыт. Для себя тогда выяснил одну важную вещь: настоящая народная песня в России — это «I Will Always Love You». (Напевает.) Дело в том, что многие девушки приходили к нам и пели ее своими тоненькими голосками — как поют люди, слыша в наушниках сильный голос Уитни Хьюстон. Эта комическая ситуация разыгрывалась в каждом городе».

Но это же совсем не рок-н-ролл.

Это не рок-н-ролл, но это жизнь.

Жизнь сейчас такова, что Борис Гребенщиков не дает интервью русскому Rolling Stone, но приходит в эфир к вам и даже поет живьем про «праздник урожая во дворце труда».

Во-первых, у него здесь скоро будет огромный концерт в королевском «Альберт-холле». И если бы он к нам не пришел, неизвестно, как бы публика об этом узнала. Я беседовал вчера с устроителями, спрашиваю: «Как билеты-то идут?», а они: «Дорогие все проданы, но мы беспокоимся». — «А что такое?» — «Да вот стоячие места по 8 фунтов никто не берет». Я их успокоил: «Так это же наш простой человек, он придет в последний момент и разобьет всю кассу». Ну а во-вторых, Борис знает, что здесь его не обидят, не скажут грубого слова, обойдутся по-божески, интеллигентно. И не станут врать и выворачивать его слова наизнанку.

Получается, вам удается поддерживать дружеские отношения с музыкантами?

С музыкантами своего поколения. С Андреем Макаревичем у меня теплые отношения. Ну а публика помоложе… Я могу с ними поговорить, посочувствовать, о чем-то расспросить, но, условно говоря, пиво с ними пить не пойду. Обсуждать нам нечего. У них уже другая сфера интересов. Вы проживете еще лет тридцать и тогда начнете понимать, что я имею в виду.

Я понимаю: молодые люди всегда движутся вперед, но иногда не в лучшем направлении.

Просто сферы интересов разные. Музыка связана с энергией, с желанием постичь мир, выразить себя — а мир постигается с годами. Я здесь выражаю себя каждый день по полчаса. Да и писать еще нужно успевать, поэтому при первой же возможности я лучше помолчу.

А ведь еще и веселиться надо. На радио сейчас выпивают?

У нас был такой проект «Севаоборот», с 1987-го по 2003 год. И когда он только начинался, мы это позиционировали как молодежную программу с английским флером, а именно: сидят три джентльмена в клубной обстановке, тему с гостем раскрывают. Но, так как это клубная обстановка, можно и бокал вина выпить. Вот отсюда и пошло вино в студии. Лигачев (секретарь ЦК КПСС Егор Лигачев, — прим. RS) в то время срывал бульдозерами крымские виноградники, боролся таким образом с алкоголизмом, и в пику всему этому мы решили реализовать такой ход. Величие руководства «Би-би-си» в том, что они поняли концепцию и девятнадцать лет подряд каждую субботу выделяли нам по две бутылки вина — одна шла в студию, но технику-то тоже нужно выпить. Если мы вчетвером обычно эту бутылку добивали, то звукорежиссеру, конечно, приходилось трудновато, он, извиняясь, две трети отдавал обратно — остаток уходил в пользу ночного ведущего, чтобы ему было чем скрасить тяготы жизни. Ну а для нас главным было пить, не напиваясь.

И в чем же тогда смысл?

Смысл в том, чтобы звучал звон бокалов, чтобы дать ролевую модель молодежи. Ведь тогда считалось, что если ты схватил стакан, то нужно обязательно допить и упасть. И только тогда можно сказать, что ты погулял, а мы им вот такой минимализм прививали.

Кто из русских рокеров любит ездить в Лондон?

Гребенщиков — фанат Лондона, он здесь даже жил одно время. Во время своего англоязычного периода он получил контракт на альбом «Radio Silence», отвалили большой аванс — тысяч 50. Тогда это была внушительная сумма. И он повел себя как настоящий поэт: снял на эти деньги квартиру и жил с семьей, пока все не проел, а потом уехал. Гусар гуляет — молодец. Я бы на его месте, может быть, деньги куда-нибудь в кубышку отложил. Но не Борис.

Говорят, вы не большой любитель интервью со знаменитостями. Я имею в виду технические моменты: бегать за ними, названивать, уговаривать.

Мне с известными людьми приходится разговаривать каждый день, но добиваться интервью бессмысленно. Однако если они сами хотят беседовать, нужно серьезно готовиться. Артисты обижаются, когда к ним приходят и с зубочисткой во рту говорят: «Ну что там у вас, рассказывайте». Сегодня у нас был классик кино Марлен Хуциев, так я ночью перед встречей пересмотрел почти все его картины — не подряд, проматывая, — и вечером его удивил. В одном из фильмов два приятеля идут и натыкаются на ручей, один другому руку дает, а тот толстый, никак не может перелезть. Идут по берегу ручья, думая, что вот-вот будет перемычка, а кадр уходит шире и шире, и кончается тем, что этот ручей превращается в огромную реку — и они остаются на разных берегах. Я говорю Хуциеву: «Какая у вас яркая метафора», он так обрадовался: «Никто кроме вас за всю мою жизнь метафоры здесь не заметил». А если бы эпизод снял какой-нибудь европейский режиссер, все бы сказали: «О, какая задумка!» Но у нас никто не приучен работать, как говорил Кашпировский, «с установкой». Надо человека нацелить: зачем ему нужно что-то слушать или смотреть.

Получается, у нас дефицит идеологии?

Нет достаточного знания. На «Свободе» Дмитрий Савицкий уже тысячу лет делает «Советский джаз», и программу до сих пор можно слушать, потому что он подводит тебя к пониманию, зачем ты это делаешь. Но что я наблюдаю в нашем музыкальном вещании: кто-то что-то пожует, какую-то банальность скажет, и давай слушать дальше. Понятно, что так аудиторию не удержать. Никто не хочет работать и трудиться. Я понимаю, что в России стиль жизни достаточно разболтанный, радиостанций много и так далее, но в итоге все как в анекдоте: «Твоя Карузо полное дерьмо. — А где вы его слышали? — Циперович по телефону напел». И вот эта абсолютно всепоглощающая вторичность свойственна провинции. В этом смысле Россия, к сожалению, становится слегка провинциальной страной. Общая культура тут играет большую роль: например, в Англии у «Би-би-си» чертова дюжина каналов и все наполнены качеством.

Чем британская культура радио отличается, скажем, от американской?

Британцы давят головой. Они всегда все знают, у них куча концепций, все тщательно спланировано. Ну а Америка давит звуком: таких дикторов, как в Америке, нужно еще поискать. Виртуозы. Но дело в том, что в Америке уже в школе людям ставят речь, в то время как в Англии синдром разделенного акцента. Бернард Шоу писал в «Пигмалионе», что в сорока милях от Лондона речь уже не разобрать. Американцы решили унифицировать страну языком и сделали слоговую систему произношения — еще в XIX веке в Америке все заговорили одинаково и чисто. У англичан как был региональный раздел акцентов, так и остался, поэтому общество здесь классово разделено по звуку.

У вас есть личные герои среди ведущих?

У меня здесь было два опорных примера. Из рок-н-ролльных — Джон Пил. Он был рыцарем музыки, слушал от двенадцати до шестнадцати часов новой музыки в день, чтобы составить вечернюю программу на три-четыре часа. А слушать плохую, неприятную музыку — огромный труд. Он отлично знал тему, говорил коротким, хлестким голосом, без пошлостей: «Иду по Оксфорд-стрит и вижу, как японский турист пристально смотрит в карту Болтона», а затем врубает какую-то композицию. Второй — диктор «Радио 2» Терри Ворган, мастер, что называется, «pregnant pause» — такой зависающей паузы в речи. Фигура национального масштаба, он стал сэром и рыцарем, но когда он состарился, нашли другого острослова. Эти двое меня сформировали: от Терри — голос, а от Пила — хлесткость фразы.

Есть теоретическая возможность, что вы все бросите и начнете совершенно новое дело?

Я здесь уже прикипел, да и людей знаю. Вы понимаете, мне свой жанр никому не объяснить. Если ты будешь входить в какой-то проект, они будут подрубать тебя под свои представления, на моей стадии жизни это уже болезненно. Мне неохота начинать что-то новое. Вчера я был в гостях, и мне говорят: «Мы тебя познакомим с одним крупным издателем, у него есть какие-то проекты». Ну а что он мне предложит? Внутри стало страшно тоскливо от этой мысли. Что-то новое начинать уже тяжело. Это как сажать дерево — прежде чем пойдут листики, сначала нужно зацепиться корнями.