Великая и любимая Ксения Стриж – о радио всех времен

Несмотря на почтенный радиостаж и неофициальное звание одного из "пионера отечественного FM-диапазона", называть Ксению Стриж каким-нибудь ветеранским титулом язык не поворачивается. Слишком уж много энергии, радости и открытости в этом человеке, не желающем остановиться ни на минуту. Тем не менее, когда есть повод, Ксения готова сделать паузу. Повод, а точнее – целых два, действительно есть: спустя 15 лет Стриж вернулась на радио "Шансон", параллельно с аншлагами играя пьесу "Дурные наклонности" по рассказам Ксении Драгунской.

Обозреватель портала Москва 24 Алексей Певчев побеседовал с Ксенией накануне ее очередного спектакля.

– Для кого-то из наших читателей ты уже однозначно легенда отечественного FM. Но боюсь, что материалов о том, как ты пришла на радио, не найти даже в интернете, а такие вопросы задавать уже неудобно. Можно попросить тебя рассказать о том, как ты оказалась на радио, которое называлось, кажется "Европа Плюс Москва"?

– Все верно. Потом станция начала работать в Питере, появились филиалы в других городах и "Москва" отпала. Знаешь, для меня этот приход на радио был, вообще-то, дикостью. В 1990 году я ушла из театра, поссорившись со всеми. Потому что играть, когда в зале театра (пускай это даже театр-студия) четыре человека, невозможно. Осталась без работы, подумала: ну, ладно, отдохну. И вот случайно встретила знакомого. "Что делаешь?" – я говорю: "Да вот, уволилась, не знаю, что делать". Он говорит: "Да ты что! Французы приехали, делают радио". А для меня всегда радио было такой, в хорошем смысле, старой школой. Актеры говорили: "У меня сегодня халтура на радио". То есть, они работали где-то, а радио – это что-то несерьезное.

День рождения станция отмечает 30 апреля, а мы, диджеи вышли в эфир, кажется в августе. Я пришла на радио думая, то это полгодика – годик, относилась как к передержке. Как видишь, задержалась надолго, и это оказалось мое второе рождение, вторая жизнь и, конечно же, спасательный круг, во всех отношениях.

– Помня атмосферу тех первых FM-радиостанций и голоса диджеев, каждый из которых был личностью, я полагал, что вы имеете какое-то влияние на формирование эфира. Это – заблуждение, но были ли у тебя какие-то музыкальные приоритеты?

– Они были, но на радио я пришла "чистым листом бумаги". В школе я увлекалась зарубежной музыкой, роком, но в театральном институте ты выпадаешь из жизни. Потому что живешь только учебой. Если куда-то ходишь, то в соседние такие же институты и в театры, ну и, разумеется, читаешь книги. Когда на одном из отборочных туров мне надо было что-то угадать из музыки, я признала только ABBA и Майкла Джексона, умудрившись не угадать даже и Джо Дассена! Постепенно как-то все возобновилось. Так что, может быть, даже и хорошо, что я пришла туда без особых приоритетов, потому что сразу стала всасывать в себя все самое новое.

– Потом было радио "Классика", где ты слушалась весьма гармонично, но потом все услышали тебя на "Шансоне" и немало удивились. Чем был вызвана такая смена "личного формата"?

– На "Классику" меня позвал Василий Стрельников, с которым мне очень хотелось работать еще с тех пор, когда он был на "Европе Плюс" переводчиком-синхронистом. Он четко понимал мою стилистику, мое настроение, мой юмор передавал, мою иронию, и у нас были очень хорошие эфиры.

На "Европе Плюс" я немного "пересидела". Специфика радиостанции меня не ущемляла, но точно не давала роста. Оставаться до старости "в линейке" я точно не хотела, тем более, что в моем эфире уже появлялись интервью со звездами, а это не вписывалось в структуру радиостанции... В общем, мне стало тесно и захотелось чего-то большего. Амбиции чистой воды.

Может быть я и не ушла бы оттуда: радио "Классика" переименовали в "Монте-Карло", уволили Стрельникова. Пришел новый человек, закрыл мой "Стриж-Тайм", поменял формат на совсем молодежный, и мне все это стало не по возрасту, потому что я и так была старше всех, с кем работала. И я ушла, правда не очень далеко: спустилась на пару этажей, где запускалась новая станция. Я говорю: "Возьмете?" – они на меня посмотрели: "Ксеня, ты можешь работать? Ты знаешь, что такое шансон?" – я говорю: "Ну, я как-то слышала – Аркадий Северный, Алеша Дмитриевич, Розенбаум, Круг, Высоцкий, Окуджава, что там еще? Что-то мне знакомо, а дальше буду вникать". Мне это было, по крайней мере, интересно, ново. И, как ни странно, на сегодняшний день мне кажется – не знаю, понравится это кому-то или нет – но наиболее компетентна я как раз оказалась в этом жанре. Везде есть хорошие и не очень исполнители, но, как ни странно, если у меня сейчас спросить биографию какого-то зарубежного исполнителя и какого-нибудь шансонье, я думаю, что шансонье победит.

После того, как я ушла с "Шансона", были и другие станции, но как видишь, после 15-летнего перерыва я сюда вернулась!

– В чем, на твой взгляд, принципиальные отличия FM-радио тех лет и сегодняшних?

– Радио сейчас совсем не местечковое, и это абсолютно западный уровень. На той же "Европе Плюс Москва" мы сидели в диком погребке, при этом имея абсолютно шикарную студию. Пригласить туда людей было просто неудобно, как неудобно пригласить, наверное, в гости, если ты живешь в бараке, где проваливается пол. При этом настроение, всегда было такое, что казалось будто мы живем "в полном шоколаде".

Сейчас ты затрачиваешь куда меньше даже физических усилий. Ты ничего не микшируешь вручную. Просто выходи в эфир, говори хорошие вещи... и при этом порой не можешь сосредоточиться на наполненности эфира. Не знаю почему, может, действительно, художник должен быть бедный и голодный? Сейчас норма – это приятный голос и более или менее грамотная речь, которая, к сожалению, не всегда встречается. Но понимаешь, раньше каждого выходящего в эфир узнавали даже до того, как он сказал "здрасте...". Его можно было узнать по манере микширования песни. Кто-то микшировал плавно, кто-то давал акцент на гласные, кто-то нарочито на согласных обрезал, и все это формировало общий стиль радиостанции. Я не знаю, насколько сейчас сложнее или проще работать в линейном эфире, но мне работать в авторской программе просто комфортнее.

– Согласна ли ты с тем, что музыкальное радио закончилось в тот момент, когда в его контексте возникло слово "формат"?

– Я думаю, что это слово из каких-то 1990-х – начала нулевых. Тогда были "ножницы": "Мы вас не ставим, потому что вас никто не знает, и нужно, чтобы о вас до этого узнали". А как о них узнают, если их не ставят? Я – за узкоформатные радиостанции и за разговорный жанр на радио. Потому что русский человек – это, в первую очередь, "а поговорить?!" Была очень классная ТВ-программа "Земля – Воздух", где я от "Шансона", Михаил Козырев (на тот момент – "Наше Радио"), Саша Иванов (на тот момент – "Радио Ultra"), Саша Пряников ("Русское радио") и другие приглашали артиста от своей радиостанции и через него обсуждали и защищали свою станцию. А сейчас, когда везде крутятся одни и те же артисты – что обсуждать-то? В этом была драматургия, а один из законов драматургии – должен быть конфликт. Сейчас конфликта в FM-диапазоне нет. Кажется, что "Серебряный дождь" себя ставит обиняком, и в музыкальном плане, конечно, сильно отличается.

– То есть ты считаешь, что исчез главный показатель интересного радио – узнаваемость?

– Все верно. Нет радиостанций, которые ты можешь отличить по звуку, по частоте приема, по жанровости. Сейчас я лично дома радио почти не слушаю, разве только когда приходят гости. Сейчас я с трудом могу представить человека, который слушает радио, как это было в 1990-х. Тогда работавшие там приравнивались к элите, к первопроходцам, к космонавтам. На радио работали настоящие фаны!

– Почему ты, перепробовав на радио все, что можно, никогда не занимала и, главное, не стремилась на руководящие должности (того же программного директора)?

– Не хочу! Для этого нужно обладать очень высокой степенью ответственности, и я не готова тратить на это большую часть своей жизни. А потом: если ты берешь людей на работу, ты должен как-то и увольнять их, если что... Я умею быть и резкой, и справедливой, просто я не вижу в этом себя. Пусть у меня будет меньше полномочий, пусть я буду винтиком в каком-то механизме, пусть у меня будет намного меньше денег, чем у человека, который занимает какую-то должность, но я хочу, чтобы меня слушали, смотрели, узнавали. Хочу заниматься тем, что у меня максимально хорошо получается.

– Ты недавно вернулась к театральной деятельности, к которой, кстати, возвращалась и ранее. Но почему сейчас ты это делаешь максимально активно?

– Да, в свое время я решила отдохнуть и от телевидения, и от радио и три сезона отработала антрепризе, катаясь по городам и весям. Правда, тогда я рассчитывала, что наша антреприза будет кататься все-таки лет пять, но вышло – не полные три года. Это была постановка "Женщины в поисках любви". Там были Мария Порошина, ребята из "6 кадров". Это была хорошая, смешная, легкая пьеса, хороший коллектив, и я получала огромное удовольствие, вошла во вкус. Но чем коварна антреприза? С одной стороны, все очень клево: есть гастроли, неплохо платят, города, приключения, приятное общение, а потом в какой-то момент продюсер говорит: "Все, хватит, откатали. Большое спасибо!". Не ссорясь, ничего. Бизнес есть бизнес.

Сейчас мы работаем с писательницей Ксенией Драгунской. Мы знакомы давно, записывали пластинку по ее рассказам. Как ни странно, я благодарна одному прокатчику. Он сказал: "А почему ты не придумаешь нкакую-нибудь свою историю? Ты же классно читаешь, у тебя есть практика держать зал. Ты подумай, а я тебя "покатаю". Мы начали делать делать программу с режиссером, наметили гастроли, но неожиданно прокатчик уехал на ПМЖ за границу! Но нет худа без добра. Он меня вдохновил, программа была готова, я пришла на радио рекламировать свой спектакль, а вечером мне звонят и говорят: "А не хочешь ли вернуться в родную гавань?". Так что, вот уже месяц как я снова здесь работаю.

– Насколько легко тебе было вернуться в театр? Как все это сейчас выглядит, и как тебя принимает зритель?

– Все спектакли разные. В них есть канва из трех рассказов, потом какой-то отваливается, я беру новый рассказ. Самое название "Дурные наклонности" к нему не сильно привязано. Просто так называется один из рассказов Ксении (я его не читаю, просто название хорошее), соответственно, если я буду делать каких-то других авторов, то будет другое название. Я посвящаю его своему поколению, несмотря на то, что автор этих рассказов, Ксения Драгунская, немножко меня старше. Здесь все узнаваемо: от пионерского счастливого детства до раздолбайских 1990-х и тех, кто в них выжил. Так, веселенько о страшненьком, но ни в коем случае не грустно.

У меня тут случилась удивительная штука. Моей родной 38-й школе на Житной исполнилось 80 лет, и одна из училок, моя подруга, которая на класс младше меня училась и чья мама была моим классным руководителем, попросила меня – "гордость школы" (!) – поздравить нынешних школьников... Там много детей моих одноклассников, кто-то еще учится, кто-то уже и закончил. Я прочитала маленькую миниатюру минут пять-шесть. И ты даже не представляешь: так меня так не принимали даже "мои" зрители. Я больше работала на учителей, ну, может быть, на одиннадцатый класс. Там были аплодисменты, селфи, фотографировались со мной. Я подумала: "Боже мой, жива среди молодежи! Город принял!"

– Радио, театр, но что-то мне подсказывает, что на этом ты не остновишься. Точно?

– Я очень хочу сниматься в кино. Как бы ни ругали отечественное кино, но мне оно очень нравится! Мне очень любопытно наблюдать, как появляются очень классные артисты. Конечно, много мусора, но сколько же очень интересных режиссеров и актеров! Мне бы очень хотелось оказаться в какой-то талантливой компании. Я понимаю, что это весьма сложно, потому что медийных людей не очень-то зовут. Оскару Кучере это удалось, Гоше Куценко, который даже благодаря кино ушел от медийности. Знаешь, если бы у меня "поперло" с кино, я бы все забросила и с головой ушла туда.

С другой стороны, смотри: Гарик Сукачев, как он ни снимает, все равно для нас всех он в, первую очередь, – "Бригада С", а остальное воспринимаешь как его некий эксперимент.

Тем не менее – а вдруг? В общем, ты же понимаешь: надежды я никогда не теряю!

Алексей Певчев. Фото: Маргарита Шол, m24.ru