Александр Гордон: "Нашей свободе слова грош цена"

"Новые известия", 26.03.2004
Полина Богданова

Имя Александра Гордона давно стало брендом. Так – «Гордон» – называлась одна из самых популярных научных передач на телевидении, где он был автором и ведущим. Недавно актер и телеведущий дебютировал в режиссуре, выпустив спектакль «Одержимые» по «Бесам» Достоевского. Новый ли это виток судьбы или случайная прихоть, выясняет у Александра Гордона корреспондент «Новых Известий».

– В вашем спектакле, помимо актеров, действуют реальные политики. Политики на телевидении или на радио – дело привычное. Но для театра это смелая идея.
– Первоначально идея заключалась в том, чтобы внутри спектакля устроить ток-шоу с политиками и напрямую транслировать это в эфир. Но идея претерпела изменения, поскольку оказалось, что это не совсем возможно с технологической, но главное – с политической точки зрения. Тогда о прямом эфире мы договорились с радио «Эхо Москвы» и начиная с 21 марта возобновляем наши политические дискуссии. На один из первых спектаклей к нам пришли Ирина Хакамада и Эдуард Лимонов. Мы их, правда, предупредили, что прямого эфира не будет. Но они посмотрели первый акт, а уже во втором попросили слова и выступили.

– Вообще весь спектакль вы решаете в жанре телевизионного шоу. Что это вам дает как режиссеру?
– То, что говорят герои Достоевского, так или иначе связано с политическими реалиями сегодняшнего дня. И в формате телешоу все это считывается гораздо легче, и главное – без кукиша в кармане, который был свойственен нашим постановкам 60–70-х годов. Но, кстати сказать, к этому мы волей-неволей еще вернемся. А пока телевидению больше дозволено. Поэтому мы и воспользовались этой формой. Ну и, кроме того, если уж мы говорим о бесах, то самым главным пристанищем этих существ я, например, считаю телевизионное пространство.

– И политики для вас тоже бесы?
– Политики для меня – одержимые. И спектакль так называется не случайно. Одержимость бывает двух родов. Это одержимость духом и одержимость бесами. Я, зная телевидение изнутри, не верю в его одухотворенность. И в одухотворенность политиков я тоже не верю.

– Но как же тогда, живя в этой стране, вы ко всему относитесь? Вы глухи ко всему или чем-то раздражены? Властью, обществом?
– Сейчас я планирую одно телевизионное мероприятие на тему: как можно было бы помочь тому, что называется «Россия сегодня». Меня не может не беспокоить, что на дворе опять наступает время, про которое Ставрогин в нашем спектакле говорит: «Держите мысли при себе, нынче люди молчат, а не разговаривают». Это беспокоит многих. С другой стороны, я всегда был противником истеричного политического трепа под флагами свободы слова. Потому что на самом деле эта свобода бесплатно обслуживала узкие группы либеральной интеллигенции. Мне кажется, что та реакция, которая сейчас ожидается, идет не сверху. Многие наступили на горло собственной песне не потому, что была введена цензура, а потому, что они начали понимать правила игры. Решили немножечко попридержать: как бы чего не вышло. Поэтому нашей свободе слова грош цена. И хорошо, что время ее проходит. Поразительно, почему сегодня так актуально звучат слова романа, который написан уже давно?

– Кем вы себя считаете? Актер? Режиссер? Телеведущий?
– Я же не просыпаюсь утром, смотрю на себя в зеркало и говорю: «Сегодня ты – режиссер» или «Сегодня ты – телевизионный ведущий». Я человек, который пытается что-то понять. Разными средствами, разумеется.

– А своей телепередачей вы пытались разгадать загадку жизни?
– Да нет, конечно. Это невозможно. А кроме того, я очень люблю цитировать Тютчева: «Природа – сфинкс» и т.д. Я все делаю из любопытства. Из обывательского любопытства. Программа носила развлекательный характер, с моей точки зрения, конечно. Никакой более. В просветительство на телевидении я вообще с трудом верю.

– А вы верите в науку или в Бога?
– Я не верю ни тому, ни другому. В науку вообще верить нельзя. Она по определению исключает веру в себя. А вера в Бога – это талант, который не каждому дается. Я им, видимо, обделен.

– Вы эмигрировали в Америку, потом вернулись? Почему?
– Америка – страна не для моей жизни, скажем так. Мне там не понравилось ничего, кроме природы. Но появилась работа, в которой я находил для себя утешение. Стала выходить программа «Нью-Йорк, Нью-Йорк» для России. А потом, когда эта возможность кончилась или стала менее привлекательной, у меня никаких сомнений не осталось – надо было возвращаться.

– Чем для вас Америка отличается от нашей страны?
– Первое, что Америку еще от нас отличает, – это внушенный панический страх завтрашнего дня. Внушенный многими обстоятельствами. Например, жизнью в кредит. Абсолютным отсутствием того, что мы называем простыми человеческими отношениями. И постоянной гонкой за лидером. А я такой человек, что абсолютно не понимаю, что такое конкуренция. Там же весь механизм социальной жизни построен на конкуренции. Ты должен, с каждым днем все больше и больше прилагая усилий, стремиться за кем-то. За соседом. Он построил дом, ты должен построить лучше. Переходя на другую работу, ты должен завести другую машину. В пятницу ты должен одеваться легкомысленно. И т.д. В Америке очень кодированная жизнь с огромным количеством условностей, к которым я не привык. В детстве я отказывался ездить в пионерские лагеря. А Америка – это огромный лагерь выросших пионеров. Со своей идеологией, ходьбой строем.

– В одном из интервью вы говорили, что научились у них свободе.
– Нет, я мог бы научиться этому только от обратного. В Америке я понял, что большего рабства, чем желание во что бы то ни стало быть свободным, еще никто не придумал. И потом, жизнь у нас одна, и жить надо в тех местах, где хоть кому-то можно верить.

– У нас можно?
– У нас можно благодаря нашей отсталости, благодаря тому, что мы еще не цивилизованная страна.

– А как же их гражданское общество? Суды? Система правовой защиты?
– О чем вы говорите? Суд присяжных, который оправдывает четырех полицейских в Лос-Анджелесе, убивших черного? Суд присяжных – это люди, воспитанные в массовой культуре. Со всеми штампами массового сознания. Сентиментальный человек, рыдающий над фильмом «Слоны – друзья мои», – вот их судья. Встает резонный вопрос: можно ли на него полагаться? И вообще, как говорил один мой большой друг из Пенсильванского университета, разница между человеком, живущим в тоталитарном обществе, и человеком, живущим в демократическом обществе, находится между ушей. Человек, живущий в демократическом обществе, думает, что он свободен. Все.

– Ваши ближайшие проекты?
– Все возникает случайно. Если сейчас случайно я получу деньги на фильм, сценарий которого отдал в Министерство культуры, значит, состоятся съемки. Если случайно мои желания совпадут с желаниями руководства компании НТВ, то появится еще одна программа. Слава богу, я научился не строить планов.

Справка «НИ»:
Александр Гордон родился в 1964 г. Окончил Театральное училище имени Б. Щукина, год работал в театре-студии имени Рубена Симонова. В 1989 г. эмигрировал в США. Работал в мастерских по ремонту техники, в пиццерии, на русскоязычном телевидении в Нью-Йорке. В 1995 г. на канале ТВ-6 начала выходить его программа «Нью-Йорк, Нью-Йорк». В 1997 г. вернулся в Россию. Был автором и ведущим программы «Частный случай» на канале ТВ-6. На ОРТ был соведущим программы «Процесс», автором и ведущим сериала «Собрание заблуждений». На радиостанции «Серебряный дождь» вел программу «Хмурое утро». С 2001 по 2003 г. на НТВ вел программу «Гордон». В марте 2004 года на сцене «Школы современной пьесы» состоялась премьера его спектакля «Бесы» по роману Федора Достоевского. 
 
Мир устами Гордона на «Серебряном дожде»
Год и три месяца без перерыва на обед и выходных – столько времени необходимо, чтобы посмотреть и прослушать все, что за свою жизнь сделал Александр Гордон на радио и телевидении.
Теперь каждый понедельник с 19.00 до 21.00 есть возможность услышать обо всем, что возмутило и восхитило Александра за семь дней, в новом общественно-развлекательном проекте «Гордон за неделю» на радио «Серебряный Дождь». Это не только способ донести свое мнение и мысли до слушателей. Это в первую очередь непрерывный диалог с ними. Уникальная возможность в течение двух часов радоваться, недоумевать и удивляться, сочувствовать и размышлять – все через призму переживаний и творческого осмысления событий Александра Гордона.