Правила языка "падонков"

О том, что "падонский" или так называемый "албанский" язык стал явлением, можно судить хотя бы потому, что на нем пишутся книги. В последнем романе Виктора Пелевина "Ампир В" главный герой сочиняет на "албанском" стихи и отправляет по электронной почте девушке, в которую влюблен. Разумеется, никакого отношения к Албании все это не имеет. Грубо говоря, имеет место та схема внутреннего подспудного разрушения фразеологии, которая давно прижилась в английском, или, как его последнее время уместно называть, американском английском.

Как слышится, так и пишется, а временами даже жестче – как хочется, так и пишется. Например, местоимение you с легкой подачи рок-группы U-2 пишется одной буквой u. И ничего, всем же понятно, да и быстрее получается, если набиваешь текст sms-сообщения или общаешься в чате. Точно такая же ситуация с предлогом for, стихийно сократившимся до цифры 4, и несть числа подобным примерам.

В России тенденция в принципе та же, но, как всегда, с большим размахом.

Сеть для жителей крупных городов не только источник информации (не всегда, впрочем, качественной и достоверной), но и средство общения. Оговоримся, что речь идет о людях в массе своей молодых – студентах, школьниках, менеджерах среднего звена, изнывающих в офисах, где единственное развлечение - черкнуть в Живой Журнал и просмотреть френдленту.

Коммуникация в Живом Журнале, или как его принято называть ЖЖ – непрерывный интерактив, и, что важно, абсолютно неподцензурный. Это удивительно расслабляет. Ведь даже в текстовых документах Microsoft Word существует программа правописания – машина реагирует на ошибки и предлагает вариант грамотного написания.

В Интернете этого нет. Посему человек, впервые написавший "превед", остался неизвестным, но слово его живет.

Самое поразительное в том, что юзеры, пишущие на "албанском", крайне серьезно относятся к своему делу и, вот уж совсем невероятно, создают какие-то собственные, внутренние правила. Помню, как пару лет назад в ЖЖ разгорелась целая дискуссия: как правильно писать "красавчег" или "кросавчег"?

Оказалось, правильно – "кросавчег", а почему, история умалчивает.

Нынешней осенью в Россию приезжал автор Live Journal Брэд Фицпатрик.

Талантливый, очевидно, программист, он придумал ресурс, когда ему было то ли пятнадцать, то ли шестнадцать лет. Суть была проста – публичный дневник. Доступен всем, и каждый, кто испытывает такое желание, может оставить в журнале свой комментарий. Живой Журнал быстро завоевал популярность у американских подростков, они обсуждали там свои проблемы, ругались, мирились, делились ссылками на бесплатное кино и музыку.

Фицпатрик был самым натуральным образом шокирован, когда узнал, что в России ЖЖ ведут давно вышедшие из пубертатного возраста, вполне социально успешные люди.

В его честь счастливые русские юзеры закатили сногсшибательную вечеринку, с которой он отправился прямиком на радио "Эхо Москвы", где ему тоже чуть ли не целовали руки и благодарили за столь замечательное изобретение.

Депутаты и известные на всю страну журналисты обсуждают в ЖЖ горячие политические новости, писатели и поэты выкладывают свои свежие тексты, популярные актрисы – фотографии, певцы – видеоклипы.

Возникает закономерный вопрос, каким образом этот серьезный настрой сочетается со стебом, матерщиной и "албанскими" словечками? Какой вообще смысл выкладывать развернутую, взвешенную рецензию, скажем, на фильм "Остров" и получать комментарий: "Жжош сцуко!".

Очевидно, здесь есть несколько факторов, о каждом из которых необходимо сказать в отдельности.

Ирония по отношению к жизни в целом и себе в частности в малых дозах не такое уж отрицательное явление. Другое дело, когда ирония становится тотальной и перерастает в то, что называется стёбом. Стёб не возникает из ниоткуда, он существует как защитная реакция молодого поколения на окружающую действительность. Действительность, в которой ты ничего не можешь изменить.

Школа, в десяти метрах от которой торгуют наркотиками, полная неясность и непредугадываемость будущего, платное образование, – если ко всему этому относится на полном серьезе, можно сойти с ума. А если похихикать в кулачок с приятелями, вроде все и не так плохо.

Извращение русского языка становится на подсознательном уровне своего рода местью действительности.

В каких еще словах можно описывать этот мир, этот город, где цены растут вместе с бомжами, этот телевизор, где круглосуточно учат резать салат, отвлекаясь только на репортажи об очередных распространителях порнографии, пьяных врачах, делающих детей инвалидами, или тех же самых детях, но чуть подросших и начавших из спортивного интереса убивать людей на улицах?

Вроде бы ничего сильно не меняется оттого, что вместо котика напишешь "котег", а вместо ужаса "ужос", но все же легче чуть-чуть.

И все же, как известно еще со школьных уроков физики, ничто не исчезает бесследно. Может, существуй "падонский" язык как инструмент развлечения Интернет-интеллектуалов, оно бы и ладно. Когда взрослый человек с высшим гуманитарным образованием в Живом Журнале называет собственного ребенка "дотч" - это его личное дело, как говорится, не придерешься. Когда взрослый человек с высшим гуманитарным образованием, постоянный автор ряда московских изданий, выбирает в качестве своего ника в ЖЖ матерное слово, это малоприятно, но опять же его проблемы. Цензуры-то нет.

Совсем другое дело, когда со всеми этими взрослыми людьми начинает общаться какой-нибудь ученик девятого класса, с сознанием, как чистый лист, и впитывает все стёбное и негативное, что от этих людей исходит. Язык – это матрица народа.

Язык – это первый и самый важный инструмент познания мира и себя в нем, это фактор национальной идентичности, людской общности, если угодно. Вся эмигрантская литература наполнена чувством одиночества и потерянности. Для любого из нас – оказаться в другой стране, другой среде – это сильнейший стресс. И главная составляющая этого стресса – невозможность общения на родном языке, глубокое непонимание окружающих людей.

В какой-то степени язык есть фактор устойчивости мира, как для народа в целом, так и для каждого отдельного человека. Доведенная до абсурда, эта мысль была выражена в романе Габриеля Гарсия Маркеса "Сто лет одиночества", когда на маленький городок нашла повальная эпидемия потери памяти. Люди забывали слова, имена, вещи, и кончилось все это тем, что на каждом бытовом предмете они стали писать его название и краткую инструкцию по применению.

В подобной ситуации мир перестает быть собственно миром, он превращает в некое место, наполненное не всегда понятными явлениями и предметами. И в подобном месте ни о какой общности говорить не приходится, здесь каждый сам за себя и для себя.

Вполне естественным было бы возразить на все вышесказанное, что нигде в мире еще не поставили памятника консерваторам, и что любой модернизм ведет человечество вперед.

Это, безусловно, так, но при одном условии.

Сознательное разрушение отжившего старого позитивно только в том случае, если его место готово занять прогрессивное новое. Только в этом случае разрушение оправдано, так как осуществляется во имя созидания, для расчистки, так сказать, места. Если же речь идет о разрушении во имя разрушения, что происходит в наши дни, то никакого позитива не видно, и ведет это лишь к маразму и умножению страданий.

Русский язык, на котором все мы до сих пор разговариваем и пишем, был реформирован Пушкиным. Наверняка его тоже многие в те времена осуждали и находили его стиль недопустимым.

Пушкин попросту освободил литературный язык от тяжелых, пришедших из старославянского конструкций, максимально приблизив его к разговорному. Ничего не уничтожая, великий литератор разделил два языковых пласта, тем самым существенно облегчив родную речь. И в этом смысле Пушкин был модернистом в единственно правильном значении этого слова.

То, что происходит сейчас в Интернете, в многочисленных чатах, даже в литературе, есть банальное издевательство над русским языком. Паразитирование, когда не создается ничего принципиально нового, а творчество (если уместно это так назвать) проистекает в глумливом переставлении букв. Такое творчество ведет к пустоте, к уничтожению смыслов.

Отринув классический язык, "наше все", мы придем в тупик.

Или правильнее уже писать "тупиг"?

СТОЛЕТИЕ.РУ