Елена Фанайлова: "А не хватает мне на радио телевидения"

Елена Фанайлова рассказывает о "Радио Свобода".

Года три назад по долгу службы мне нужно было переслушать Галича. Записи его выступлений на "Радио Свобода" (песни с авторским комментарием) лежат у нас в пражском архиве. Коллеги прислали полтора часа. Этот звук прикопан у меня на дне компьютера, обращаюсь к нему редко, потому что впечатления обычно довольно сильные. Галич, как свидетельствуют очевидцы, никогда не писал текст, он импровизировал в студии. Возможно, его рассказы - это «пластинки» ахматовского типа: о сосланных в Караганду генеральских дочках, о том, как в каких-то подмосковных кустах они с товарищами ловили на всех волнах и на всех языках, кроме русского, сообщения о вторжении советских войск в Чехословакию. Как известный деятель кино, он много ездил по стране и много чего видел.

В мире бесконечного мелькания тв-глянцевых картинок и звуковых обрывков записи Галича означают нечто отличное от других. Там, в этих его восьми-десятиминутных звуковых фрагментах, есть удивительно длинное дыхание истории, которое автор-исполнитель-рассказчик еще и как бы специально удлиняет – раскатистым «р», паузами, провисающей интонацией, тянущимися за гласными легочными хрипами изрядно курящего и выпивающего человека, немножко советского барина, который почему-то был внезапно и навсегда поражен стыдом, и этот стыд исказил его голос до ясно слышимого сострадания, почти мучительного. Этот стыд создает конструкцию, которую заполняет, как воздух, объем исторической памяти. Человек этот вне своей воли выражает большой стиль. Возможно, последние проявления этого стиля, дикой энергии музыки русской революции, достигшей шестидесятых лет. Черты этого стиля до сих пор сохраняются, хоть и не без серьезных потерь, на "Радио Свобода". Оно пытается сохранить воздух большого, важного высказывания, соответствуя времени быстрых решений.

Время выражает себя в разных формах. В звуке радио, как, рискну сказать, в музыке - время проявляется ритмически. Радио интересует меня как эфирный поток, как континуум.

Встаю расслабленный с постели.
Не с Богом бился я в ночи, -
Но тайно сквозь меня летели
Колючих радио лучи …

Радио с такой долгой и непростой историей, как "Радио Свобода", не может не быть несколько архаичным. Оно медленно реагирует, оно перепроверяет информацию, оно звучит довольно старомодно. Оно из последних сил сохраняет грамотную русскую речь, не хамит народу в эфире и не употребляет сомнительных выражений. Оно похоже на английский френч произвольного  года выпуска, элегантный в любую погоду. Вряд ли стоит радикально менять дизайн подобной доброкачественной вещицы. Вот и портняжки, которые пошивают плащики Burberry, в двухтысячные сделали всего одну розовую и одну, кажется, пятнистую коллекцию, а в следующем сезоне вернулись к обычным цветам и крою.  Думаю, что работа на РС – это приверженность консервативным ценностям. Здесь менеджмент американского типа корректируется европейским расположением главного дома радио и российским «авось», деятельность военного корреспондента считается безумно элегантной, в курилке обсуждаются вопросы госбезопасности, философии и религии, не брезгуем мы и кремлевскими тайнами.
Защита униженных и оскобленных слушателей считается одной из традиционных добродетелей сотрудников РС, то есть радио помнит о своих правозащитных корнях: как минимум три программы посвящаются борьбе подследственных, осужденных, заключенных, освобожденных и считающихся условно свободными граждан за их законные права. Первые годы на "Радио Свобода" я работала для программы «Человек имеет право». Ее редактор, поэт и переводчик Илья Юрьевич Дадашидзе, ныне покойный, доводя дотошностью своею до истерики всех авторов, сделал для меня практическим одно теоретическое положение: человеку лучше бы выступать адвокатом, а не судьей смертных. Вот сейчас, зимой 2006 года, когда уж и журнал «Большой Город» публикует материал с веселыми картинками о тридцати двух видах пыток в российской армии, радиожурналист можно спокойно передать первородство карикатуристу.
Нет, конечно, мы не всегда прекрасны. Например, у нас в эфире в качестве гостей студии бывает немало не слишком умных, мягко говоря, товарищей, но не больше, чем их встречается в жизни. Просто они заметнее в медийном пространстве (срабатывает эффект публичности, как с алкоголиками). То же, увы, касается тех, кто звонит в прямой эфир. После нашего недавнего редакционного опроса выяснилось, что сотрудники "Радио Свобода" представляют себе свою аудиторию как независимых, социально активных людей в возрасте тридцати-сорока лет. На деле же звонят нам все больше престарелые бескомпромиссные антисемиты. Звонят люди из так называемого протестного электората, импульс которых «так жить нельзя» (и их трудно не понять, сама я порой готова легкомысленно броситься на грудь то ли какому-нибудь лимоновцу, то ли члену компартии; останавливает меня в этом порыве, пожалуй, только представление о комизме ситуации).
Легенда гласит, что наша адитория значительно возросла в 1996 году во время президентской кампании: тогда Зюганов якобы дал команду своим агитировать за него в прямом эфире. Выборы миновали, а привычка слушать «вражеское радио» сохранилась. Те же, кто не воспринимает радио как вражеское, слушают его с советских времен: уходили, потом возвращались – действительность, как правило, тому способствует. Не устаю поражаться тому, что "Радио Свобода", несмотря на отсутствие на FM, слушают почти все мои знакомые из журналистской и богемно-артистической среды, как и тому, что ночью из маленького приемничка гуляющего с собакой соседа доносятся родные голоса из Праги, и тому, что днем у механиков на автостоянке они также прекрасно различимы. Моему отцу, провинциальному доктору-пенсионеру, который продолжает служить не столько из-за денег, как из гордости (и совсем недавно бросил голосовать за коммунистов - осознав бесполезность затеи, он вообще перестал ходить на выборы), регулярно докладывают о моей профдеятельности его коллеги. От них он и узнал, что я ездила в Беслан. Отец, человек весьма консервативных взглядов, летом 2005  года недоумевал, отчего официальные лица так занервничали после интервью Бабицкого с Басаевым. Врачу положено оказывать помощь пациенту вне зависимости от идеологии последнего, будь она даже абсолютно нечеловеческой, и степени ответственности пациента перед законом.  Отец думал, что подобный принцип беспристрастности должен распространяться и на получение информации.
Теперь даю официальную формулировку. Надеюсь, она поможет немного сориентироваться заинтересованным радиослушателям. «Деятельность частной некоммерческой корпорации "Радио Свобода"/"Свободная Европа" осуществляется за счет средств, выделяемых национальным Конгрессом через Совет управляющих международным гражданским телерадиовещанием». Конгресс – это американский парламент.
А не хватает мне на радио – телевидения. Очень люблю картинки; какое-то время по приходу на радио переучивала себя с визуального на аудиотип работы. Не могу слушать музыку в такси и кафе – от усталости работы в наушниках. Но на это могут пожаловаться коллеги с любой радиостанции.