"МК-Бульвар". Роман Трахтенберг: "Зазевался — и ты уже Шура"

"МК-Бульвар", Владимир Чистяков, 29.03.2004

Трах-тибидох 

К тому, что питерские атакуют Москву, все уже привыкли. Роман Трахтенберг — тоже из питерских. Он Москву не то что атакует, а уже практически взял штурмом. Ему нет равных в знании анекдотов (это он доказал, работая на “Европе плюс”), кроме него, никто не умеет разговаривать матом (это он демонстрирует в своем “Трахтенберг-кафе”), и еще он каждую неделю утверждает на канале МУЗ-ТВ, что деньги не пахнут. Из проведенного соцопроса выяснил о себе, что дамы от него просто млеют, а мужчины — завидуют. Короче, личность загадочная и многогранная...
    
     — Роман, объясните, пожалуйста, почему про вас говорят “великий и ужасный”? Вы действительно такой?
     — Думаю, да. Великий, потому что я единственный честный шоумен в России: всегда что думаю, то и говорю. А ужасный, потому что во мне воплотилось все злое, что может быть в человеке. Взял на себя все грехи: алкоголик, наркоман и педофил. По крайней мере, так говорят. На самом деле все это, конечно, ерунда, и я вообще являюсь эталоном мужчины XXI века. Просто году в 1998-м про меня написали в какой-то газете — “великий и ужасный Роман Трахтенберг”. Так прозвище и приклеилось. А после пары пьянок к нему добавилось еще слово “легендарный”.
     — С чем связаны легенды?
     — Ну, если я пару раз посещу какое-нибудь заведение, в третий раз меня туда обычно не пускают. А когда потом я случайно встречаю хозяев клуба, они мне говорят: “Что же вы не приходите, Роман?” Я отвечаю: “Да по старой памяти, чего позориться?” Они: “Ну что вы, Роман! Ну нажрались, как свинья, ну приставали к клиенткам, юбки им задирали — ну и что? Когда вы, сняв штаны, полезли танцевать на шесте на сцену, вас же не побили? Вот вы и не должны держать на нас зла”. В общем, теперь я стараюсь вообще никуда не ходить, только на работу. И не пить. Потому что, когда выпиваю, я становлюсь буйным. А все потому, что в Петербурге я пил водку, а в Москве перешел на вискарь. Вот виски на меня так плохо и действует.
     — И часто оно оказывает такое влияние?
     — Да нет, на самом деле я непьющий человек. Пью только в клубах, когда уже решу конкретно нажраться, или на гастролях. Здесь же во всех клубах дискотеки. А если мне танцевать тяжело? Вот садишься и выпиваешь. А 100 грамм — это не стоп-кран. Дернешь — уже не остановишься.
     — А на каком основании вы сделали вывод, что вы — эталон мужчины XXI века?
     — А что? Красив — божественно! Умен — как Соломон! Фигура... Как говорится, “под большим камнем — большая рыба”. В меру обеспечен. Труслив, потому что смелые не бывают долгожителями. Ленив... А кто не ленив? В меру похотлив. Да вы посмотрите, сейчас и мужчин-то настоящих осталось очень мало. В основном одни пидорасы. Москва особенно славится этим делом. Знаете, как многие, купив себе машину, первым делом ставят защиту на картер? Так вот, я, приехав сюда из Питера, тут же поставил себе защиту на задницу. Иначе зазевался — и ты уже Шура.
     — У вас, видимо, какие-то устаревшие понятия. Потому что современным эталоном как раз является мужчина, который тщательно следит за собой, ходит в спортзал и следует последним тенденциям моды. Сохраняя при этом традиционную ориентацию.
     — Я скажу так: женщины могут следить за собой, потому что это коварные существа, которые живут за счет мужчин. Они пытаются себя как можно выгоднее продать: следят за собой, наряжаются, красятся. А у мужчины нет времени, чтобы заниматься такими глупостями. Он должен работать, кормить семью. Мужик должен быть грязен, криволап и вонюч. Если он чуть-чуть отличается от обезьяны — все, уже красавец. А к спорту у меня вообще отношение такое: здоровому человеку он не нужен, а больному — вреден.
     — Сколько вы сейчас весите, если не секрет?
     — 102,5 кг, и это меня расстраивает. Немножко мешает, но я себя всегда успокаиваю, что хорошего человека должно быть много. Поэтому, безусловно, я — положительный герой. Хоть и с отрицательным обаянием. И честный. Никогда не буду говорить женщине комплименты, если не хочу ее трахнуть. Зачем тратить время? Женщины вообще от комплиментов портятся. Начинают думать, что они действительно все очень красивые и умные.
     — Интересно, а ваша жена разделяет эту точку зрения?
     — Она ее не разделяет, она сейчас спит в соседней комнате. Правда, всегда спрашивает: “Ну я-то не совсем дура?” Я говорю: “Нет, ты — не совсем”. Женщины дуры не потому, что женщины, а потому, что дуры. А когда она идет учиться — это вообще выброшенное на ветер время. Я вот учился в институте имени Культуры, со мной на курсе было 6 парней и 13 девчонок. Сейчас никто не работает по специальности.
     — А вы как учились?
     — Так себе. По специальности (режиссура. — “МКБ”) всегда было пять, а по какой-нибудь истории КПСС — трояки. Но я и не переживал. Приходил к преподавателю, он говорит: “Я тебе тройку поставлю, потому что ты мне глубоко симпатичен. А вообще — разгильдяй конченый”. Ко мне приходил один журналист, говорит: “Так вы занимаетесь анекдотами?” Я говорю: “Нет, я занимаюсь фольклором”. Он: “Ну хорошо, а вот я слышал, вы в институте учились?” Говорю: “Учился, даже аспирантуру закончил и диссертацию защитил. Я — кандидат культурологических наук”. Потом выходит журнал, а там написано: “Кандидат анекдотологических наук”. Вот почему так? Анекдоты тут вообще ни при чем. Я занимаюсь не анекдотами, а матерной философией.
     — Что наглядно демонстрируете в своих шоу-программах в “Трахтенберг-кафе”. Ваши преподаватели из института культуры ни разу не видели ваших выступлений?
     — Нет, это же все дорого стоит, у них и денег таких нет. Кстати, я же работал в своем институте, преподавал клубную режиссуру. В то время я их приглашал, но все отказывались. Просто они не любят удачливых людей. Вообще, когда я пришел работать в институт, через два дня почувствовал, что против меня начали плести интриги. И сказал: “Да пошли вы! Тем более что полутора тысяч рублей в месяц мне даже на бензин не хватает. Не хотите, чтобы ваши студенты были подготовленными людьми? Не надо”. Вот теперь они выпускают специалистов, которые просто уходят в никуда. А я, когда еще сам учился, уже за деньги ставил сокурсникам номера. А что — мне деньги были нужны. И курсовые писал другим. Меня же никто не кормил, никто не помогал. А мне хотелось купить джинсы. Первые джинсы я купил себе, когда мне был 21 год. Пришел после армии...
     — Извините, а в армии вы в каких войсках служили?
     — Связи. Я был телеграфист ЗАС — засекреченная аппаратура связи. Допуск имел нулевой — это высшая степень секретности. Вообще удивительно: как они еврея туда пустили? Вот КГБ-то промахнулся. Более того, я вообще был единственный еврей в дивизии. Помню, однажды меня попросили телеграфировать куда-то в штаб наш национальный состав. Принесли текст, я передавал: тысяча армян, тысяча азербайджанцев, еврей — один. И я понимал, что этот один — я! Единственный и неповторимый. Таким себя до сих пор и считаю.
     — Понятно. Так что там с джинсами?
     — Когда я вернулся из армии, смотрю — жизнь изменилась. Везде какие-то палаточки поставили, продают чего-то. Гляжу в одной — джинсы. И так мне их захотелось купить, а денег не было. Рядом парень с аттракционом стоит: из пневматического ружья нужно было попасть в крутящееся колесо с цифрами. Попадешь — получаешь приз. Я заметил, что дела у него как-то не идут. Подошел и предложил свою помощь. Он согласился. Я встал рядом: “Люди добрые, подходим сюда! В основу игры положен социалистический принцип распределения. От каждого по способностям — каждому по труду...” В общем, зазывалой был. И дела у него быстро пошли. Он стал мне платить 20 рублей в день — огромные деньги! Выходило 600 рублей в месяц, а помимо этого мне еще иногда разрешалось брать призы: круглую банку индийского кофе, кассету “Sony” и пачку презервативов. Я получал все это и сразу продавал. В общем, на турецкие джинсы, которые стоили 250 рублей, я заработал за неделю. Они у меня до сих пор хранятся. А потом я уже, конечно, стал мечтать о настоящих, американских. Знаете, бытует мнение, что евреи друг другу помогают, тянут друг друга, на работу устраивают. Ни один еврей из моих знакомых или родственников мне ни разу не протянул руку помощи! У меня полна Америка родственников — так когда они все уехали, никто мне даже джинсов не прислал! Зато теперь я могу купить себе самые дорогие джинсы. У меня есть одни, итальянские, за $900.
     — Как же вы дошли до жизни такой?
     — Объясняю. Сначала я занимался бизнесом. В 1990 году начал возить кожаные куртки из Турции. Но потом я посоветовал съездить в Турцию двум друзьям. В итоге у одного через год был миллион долларов, а второй открыл в Москве сеть магазинов. Тогда я бросил это дело и решил, что надо заниматься тем, чему ты учился. Я просчитал, что в России большое будущее за клубным досугом. В Америке развлекательная индустрия была в 1990-х годах уже очень развита, и было понятно, что рано или поздно мы тоже к этому придем, и тут важно оказаться в первых рядах. Вот я и оказался.
     — Сейчас помимо работы на ТВ вы периодически подрабатываете конферансье. Извините за вопрос, сколько стоят ваши услуги?
     — Да дорого, дорого. Я — самый дорогой конферансье. Дороже всех. А некоторых даже в четыре раза.
     — А в каком-нибудь конкурсе из своей программы “Деньги не пахнут” на МУЗ-ТВ за сколько согласились бы поучаствовать?
     — За $100000. Я считаю, что эта работа в моем исполнении стоит именно столько. Я прошел бы любой из конкурсов. Налысо остричься? Стригите! Все же продается. Я даже бороду свою продаю в “Трахтенберг-кафе” за $10000. Правда, за десятку сейчас что-то не берут. Вот когда она стоила пятерку, купили аж пять штук. Теперь уже шестая растет. А растет она, между прочим, пять месяцев, поэтому дешево стоить не может.
     — Круто у вас борода подорожала. Слушайте, а сколько вам нужно денег для полного счастья?
     — Я считал. Для полного счастья мне нужно 20 млн. долларов. Я положу их в банк, буду получать с них по 5% процентов годовых — то есть миллион в год — и отлично себя чувствовать. Миллиона в год вполне достаточно, чтобы жить и ни в чем себе не отказывать. Еще и на подарочки кому-то останется.
     — Кстати, о подарочках. Ходят слухи, что один состоятельный друг подарил вам квартиру и “Мерседес”. Это так?
     — Вообще-то мне дарили три машины. Два “Мерседеса” и одну “Ауди ТТ”. Когда они мне надоели, я их благополучно продал. Квартиру тоже дарили — тоже продал. Подарки, конечно, некрасиво продавать, но и квартира-то не очень дорогая была. Полмиллиона всего. Я считаю, что артисту всегда нужно что-то дарить. Потому что гонорар, который он получает, — это работа. А признание — это дополнительный подарок, который ему дарят.
     — Роман Львович, а чем занимаются ваши родители?
     — Мама моя — стоматолог. Папа — известный сексолог Лев Моисеевич Щеглов. Чем он занимается? Вот тем и занимается. Чем ему заниматься еще? Мне он никогда ничем не помогал.
     — Как родители относятся к вашим творческим достижениям?
     — Никак. Я их приглашал к себе в клуб, они сказали: “Мы не пойдем, нам это глубоко отвратительно”. Да! Доктор Щеглов — это мой родной отец, а еще у меня есть отчим. Помню, он все обзывался на меня нехорошими словами, а потом как-то спросил: “Слушай, а сколько ты получаешь?” Я ему сказал. Он говорит: “В год?” Я: “Нет, за один концерт”. Он: “Неужели столько платят за похабщину? Ты же вырос в приличной еврейской семье, занимался музыкой, ходил в театральные кружки — как же из тебя такое получилось?” На что я сказал, что я всем занимаюсь очень профессионально. И даже матерюсь очень интеллигентно.
     — Вы были женаты...
     — Нет, о своей прошлой семейной жизни я не буду говорить. Ограничимся тем, что у меня есть сын Лев Давид, ему 9 лет. Достаточно.
     — А ваша нынешняя подруга Марина?
     — Марина Гладкая, работает на “Европе плюс”, ведет утреннее шоу с Антоном Комоловым. Мы живем с нею вместе уже год. А сам я с “Европы плюс” ушел — не сошлись во мнениях с руководством. Они считали, что это мне нужна “Европа плюс”, а я считал, что это я им нужен.
     — Ром, а о чем вы мечтаете?
     — Если честно, я мечтаю когда-нибудь поймать золотую рыбку. Я потратил 15 лет своей жизни, ожидая, когда ко мне постучатся в дверь и скажут: “Роман Львович, вы знаете Сару Ароновну?” Я скажу: “Нет”. — “И тем не менее. Она умерла и оставила вам маленький свечной заводик”. Но потом я понял, что некому мне оставить наследство. У всех родственников и так уже есть куча наследников. А если они и оставят наследство, то это будет сумма, которую я сам могу заработать за полгода. Теперь я жду золотую рыбку.
     — А вы бы у рыбки только денег попросили?
     — Я не могу вам сказать, чего бы я попросил. Я уже придумал три желания, но о них не скажу. Не сбудутся потом. А деньги зачем просить? Их можно заработать, и на то есть куча способов.
     — Последний вопрос. Трахтенберг — это настоящая фамилия?
     — Настоящая. В Москве живет 65 Трахтенбергов, в Питере — 13. Я в базе данных смотрел. Но вот родственников у меня здесь не осталось, все уехали. Одни живут в Америке, другие — в Израиле. Я тоже в Израиль съездил, посмотрел. Там умирать хорошо. А жить лучше здесь.