Наталья Кравченко: Прямой эфир не прощает никакого актёрства

В этой красивой, энергичной и очаровательной женщине, которую знает, пожалуй, весь Иркутск, есть не только привлекательность, но и внутренняя сила, остроумие, целеустремлённость, чистосердечность, любовь к жизни и масса других качеств, которые позволяют ей делать самые честные и запоминающиеся эфиры.

В сентябре 2018 года исполнилось ровно 12 лет, как Наталья Кравченко работает в издании «Комсомольская правда». Местная забавная и правдивая поговорка гласит: «Что бы ни попросил сделать Кравченко, в итоге получится телевизор». Именно вместе с Натальей иркутскому изданию удалось расширить горизонты и первым в безграничном холдинге КП открыть телевидение, а позже и гибридную радиостанцию.

Мы встретились с Натальей Кравченко в студии, где уже 4 года подряд идут прямые эфиры с участием радиоведущей и происходят абсолютно непредсказуемые вещи. И на этот раз она отвечала на вопросы, а не задавала их, и побыла «гостем» импровизированной радиопрограммы.

– Как журналистика стала частью вашей жизни?

– С профессией я определилась рано, где-то, наверное, в 14 лет. В детстве я довольно серьёзно занималась лыжными гонками, но потом передо мной встал выбор: нужно было либо продолжать развиваться в спорте, либо двигаться дальше. Тогда я подумала, что вряд ли мои антропометрические данные позволят мне стать выдающимся спортсменом, и решила искать новое дело жизни.

Однажды у нас в школе проводили психологическое тестирование: нам предложили нарисовать несуществующее животное. Моё было с тремя глазами и чётко прочерченными ресницами. В расшифровке это означало, что мне необходимы повышенная демонстративность, публичность, нужно всё время быть в фокусе и центре внимания. Надо понимать – это не дурное воспитание, а свойства личности. Тогда я стала думать, как направить свои черты в мирное русло. Рассуждала так: поскольку актёрской одарённости у меня нет, то буду работать в телевизоре. Определившись, я закончила заниматься спортом и увлеклась журналистикой.

Я родилась в Тайшете, там прошло всё моё детство. Именно здесь я впервые пришла на местную студию и сказала, что ничего не умею, но всему научусь и буду делать программу для подростков. Мне давали самое позднее монтажное время, когда уже никому не была нужна студия, и я осваивала новые навыки.

– Как вы оказались в Иркутске, и почему именно здесь решили развиваться в профессии?

– Первоначально предполагалось, что я буду учиться и жить в Красноярске: из Тайшета до Красноярска 300 километров с хвостиком, а до Иркутска – 700. Более того, в Красноярске у нас живут друзья и родственники. Я очень хорошо знала этот город, часто ездила туда в детстве, он был очень ухоженным и благоустроенным, мы нередко там гуляли. В бытность мэра – его называли Петром Фонтановичем (имеется ввиду Пётр Пимашков, который был главой города Красноярска в 1996—2011 годах – ред.) – там всё было в пальмах и фонтанах, он был красивым. Но сложилось так, что после школы я поступила на журфак именно в Иркутский госуниверситет.

Первое время я испытывала потрясение: после Красноярска было непривычно видеть перекосившиеся, вросшие по окна в землю дома, бурьян и репейник на центральных улицах. В университете вместо амфитеатра меня ждали тёмные аудитории на Чкалова, 2, которые позже станут родными, но тогда у меня был шок. Я не совсем понимала, к чему ведёт меня судьба, и думала: «Чёрт возьми, как минимум 5 лет мне придётся жить здесь?»

Но это ощущение стало постепенно стираться, потому что я начала обрастать друзьями, воспоминаниями, событиями. Сегодня – не лукавлю нисколько – если вы послушаете любую мою программу, то она начинается так: сначала я озвучиваю вводную часть с частотами, а далее говорю что-то вроде этого: «В любимом городе 18.05». Иркутск действительно для меня любимый город, я прожила здесь уже больше половины жизни.

– Какой была ваша первая работа в журналистике?

– Я начала работать на старших курсах. В то время существовала достаточно крупная, с большой линейкой программ телекомпания «Город». Я к ним пришла и сказала, что ничего не умею, но хочу у вас работать. Меня взяли постажироваться в службу информации. Сначала я готовила материалы о спорте, потом стали появляться темы посерьёзнее.

В этой компании у нас был проект «Иркутское времечко», в котором я принимала участие. Однажды так случилось, что главный редактор программы уехала в другую страну и почему-то оставила меня исполнять свои обязанности, хотя мне тогда было всего 23 года. Мы договорились: я буду на должности пару месяцев, а за это время найдут человека, который подхватит редакцию – большой профессиональный коллектив с большим количеством журналистов, операторов и монтажёров. Но случилось так, что это продлилось несколько лет. Позже я ушла из телекомпании, а в 2007-м «Город» перестал существовать.

– Чем вы занялись после ухода из проекта?

– После ухода из «Города» я месяц просидела без работы и поняла, что потихоньку схожу с ума. Профессор Гольдфарб (Станислав Гольдфарб является гендиректором «Комсомольской правды» в Иркутске – ред.), с которым мы были знакомы ранее по медиатусовке и которого я неоднократно интервьюировала в своих программах, узнал, что я не работаю, стал звонить мне каждый день в 8 утра и говорить: «Кравченко, ты что, спишь, что ли?» Я отвечала: «Я безработная девушка с очень хорошими отступными. Как вы думаете, что я могу делать в 8 утра в понедельник, вторник, среду, четверг и так далее?»

Он меня по сути взял измором. Мы с ним встретились, поговорили, и он меня пригласил работать в пресс-центр «Комсомольской правды». Я подумала, всякий опыт полезен, и полагала, что это будет временно. В итоге в сентябре 2018 года исполнилось ровно 12 лет, как я работаю в издании.

– Как вы стали радиоведущей в КП?

– Как выяснилось после моего прихода, Гольдфарб пригласил меня с дальними видами, и он говорил: «Кравченко, мы с тобой построим телевидение». Ну а поскольку профессор с необыденным сознанием, мне казалось, что он немножко бредит, что всё это фантазии, которые ничего не имеют общего с действительностью.

Но через какое-то время мы всё же на базе пресс-центра открыли маленькую телестудию. У нас появились монтажный стол, оператор, журналист. Со временем всё это разрослось в телеканал. В системе издательского дома мы были первыми, кто открыл телеканал «Комсомольская правда» – уже после нас телевидение КП появилось в Москве и других городах. Однако в какой-то момент власти запретили рекламу на платных каналах, которая была единственным доходом нашего телевидения. Таким образом проект был обезвожен – мы приняли решение его заморозить, и до сих пор к нему не возвращались.

В параллель уже шла работа над тем, чтобы запустить здесь радио, что долгое время не получалось сделать. На тот момент радио-КП звучало во многих городах, а мы не могли выиграть радиочастоту – это достаточно сложный процесс. Мы трижды выходили на конкурс, дважды его проигрывали, и только с третьего раза получилось. После мы стали усиленно готовиться к запуску.

В процессе стало ясно, что я займусь радио, но до последнего не было понятно, насколько это моя история, поскольку я никогда себя в этом не видела. Мы договорились, что запустим проект, но останусь ли я в нём, насколько он будет доставлять мне радость и удовольствие, выяснится уже позже.

Как только у нас случился запуск первого эфира, 10 ноября 2014 года, стало очевидно, что это особый кайф и драйв. Прямой эфир – это то, что всегда будоражит, бодрит, заставляет быть в тонусе. Нужно быть готовым к любым ситуациям. В итоге я осталась в проекте и теперь руковожу им.

У нас в холдинге есть такая поговорка: «Что бы ни попросил сделать Кравченко, в итоге получится телевизор». Мы с самого начала построили студию с прицелом на то, что у нас будет гибридный формат – ТВ плюс радио. И сейчас с программой «Картина недели» мы присутствуем не только в радиоэфире, но и на телеканалах «Аист» и «Тивиси», охватывающих Приангарье, Бурятию и Забайкалье.

– Чем работа на радио отличается от работы на телевидении?

– Различается инструментарий: на телевидении человек получает 80% информации из картинки, оставшиеся 20% – это то, что мы слышим. На радио ты должен всю информацию дать голосом и так, чтобы человек её усвоил, чтобы она его зацепила.

В картинке достаточно выразительного взгляда, эмоции, движения, и зритель увидит твоего собеседника, прочитает его. На радио нужно размотать интервьюируемого так, чтобы слушатель всё понял.

– Случались ли у вас экстремальные ситуации в прямом эфире? Как из них удавалось выкрутиться?

– Если какой-то экстрим случался в тот период времени, когда мы работали в классических новостях, сидели в пиджаках и рассказывали людям серьёзные вещи, то была задача – если что-то идёт не так, нельзя зрителю дать это понять. Но за последние 10 лет всё изменилось: сейчас совсем иной формат общения со зрителем и слушателем. Нынче официоз, избыточная подчёркнутая строгость не особенно востребованы. Теперь, если что-то идёт не так, я могу всё проговорить.

Например, был случай – мы сидим в прямом эфире программы «Картина недели», которая транслируется в аудио- и видеоформатах. И в этот момент в беззвучном режиме у меня звонит телефон. А почему звонит? Потому что накануне перед эфиром я пыталась связаться с Виктором Кондрашовым, чтобы выяснить какой-то нюанс по теме. Тогда он не смог ответить, но перезвонил, как освободился. И в этот момент – в прошлом такого себе нельзя было представить – я говорю: «Уважаемые слушатели, зрители, я должна отойти из студии, потому что перезвонил Виктор Иванович, я хотела бы у него уточнить вот то-то то-то, у нас сегодня такая тема для обсуждений». Соведущие меня подхватывают, я выхожу из студии, обсуждаю то, что хотела, и возвращаюсь. Я убеждена, что сегодня всё это совершенно позволительно.

Если у тебя опаздывает гость, тебе не надо делать хорошее лицо при плохой игре, выкручиваться, тянуть время. Ты просто говоришь: «Мы сейчас ожидаем такого вот человека, но его в студии нет, потому что он едет по улице Ленина, а там, давайте откроем сервис с пробками, машины битком вплоть до пересечения с Карла Маркса!» Человек приехал, и мы, не выжидая рекламной паузы, говорим, что он в студии.

Мне кажется, что так по-честному. Радио – это жизнь, какая она есть. Не надо её лакировать, не нужно играть со своим слушателем, зрителем в какие-то фигуры молчания, не надо делать из людей дураков.

– Можете ли вы вспомнить какой-нибудь забавный случай, который произошёл в прямом эфире?

– Не знаю, насколько это забавно, но, к примеру, однажды мы сидели в студии и обсуждали увеличение платы за проезд в общественном транспорте, которое инициировал депутат Юдин (в октябре 2016 года депутат думы Иркутска Сергей Юдин на депутатских слушаниях предложил повысить тариф на проезд в муниципальном общественном транспорте – ред.). В процессе разговора мы говорим: «Слушайте, депутат Юдин, если вы нас сейчас слышите, позвоните, пожалуйста, по номеру 208005 и поясните, что вы всё-таки имели ввиду». Через какое-то время звукорежиссёр мне говорит, что на связи Сергей, дескать, есть звонок. И я говорю: «208005 – телефон прямого эфира, а с нами Сергей. Здравствуйте». Собеседник отвечает: «Юдин Сергей Леонидович. Так я что имел ввиду…».

В прямом эфире случается масса вещей как забавных, так и откровенно страшных, здесь может произойти всё, что угодно.

– Что может случиться в эфире страшного, как реагировать на такие ситуации?

– Был случай, когда однажды в прямом эфире нам позвонил человек и рассказал, что его ребёнок погиб в больнице. Ребёнок умер, и за это никто не ответил! Вот что бы вы ему сказали? Прямой эфир не прощает никакого актёрства, не надо ничего из себя изображать. Если у тебя после этого звонка возникают оторопь и паника, и ты не знаешь, что сказать, то так и говоришь: «Я не знаю, что сказать, примите наши соболезнования».

Рано или поздно у радиоведущего наступает период выгорания, когда ты не понимаешь, что делаешь в своей жизни. Что ты делаешь? Ты не создал ничего, что можно потрогать, увидеть, оценить. И спасают именно такие истории, которые дают понимание того, что твоя работа нужна людям. Радио – такая вещь, где не может быть случайных людей, потому что случайные люди уйдут и притом быстро. А те, кто остаётся – это наркоманы, которые «сидят» на эфире и не способны дышать без эфирной маски. С этой «иглы» очень сложно слезть, иначе, безусловно, будет ломка.

– Кого бы вы хотели пригласить на интервью в студию?

– У меня есть ощущение, что мало у кого за это время я не брала интервью. У меня есть сожаление: существует масса людей, у которых я бы хотела взять интервью и брала интервью, но, как ни крути, Иркутск – довольно маленький город. Здесь мы все друг друга знаем, и мало кто будет готов открыться и быть предельно откровенным.

Когда мне перевалило за 30 лет, а может и за 33, ко мне пришло осознание того, что мне безумно интересно общаться с людьми даже не для получения какой-либо информации, а для того, чтобы узнать, как сочинён человек, ведь каждый из нас – это планета. Я наконец научилась слышать людей, не просто задавать им вопросы, а пытаться их понять.

В нашем городе есть масса людей, с кем бы мне хотелось очень доверительно побеседовать о чём-то личном, глубоком, чтобы понять, как человек мыслит, как стал таким, какой он есть сейчас, какие события происходили в его жизни. Но я думаю единицы к подобному готовы, и такой проект будет иметь четыре серии. Это моя мечта, но пока неосуществимая.

Люди, которые находятся в публичной плоскости, знают, какую информацию они могут выдавать, а какую стоит оставить при себе. И более того – я их вообще прекрасно понимаю, потому что и сама стараюсь максимально закрывать какую-либо личную информацию.

– Почему вы продолжаете работать в КП?

– Я пришла работать в пресс-центр, потом появилась телестудия, затем телеканал, позже радио, помимо этого мы проводим массу городских мероприятий, у нас есть множество форматов. Мы даже делаем ток-шоу на радио – единственные в Иркутске! Это я к тому, что у тебя постоянно новые задачи, вызовы. Ты не успеваешь подзакиснуть, наесться всем этим и сказать: «Ну, всё, я тут уже в потолок стучусь». Здесь постоянно достигаешь новых целей и получаешь от этого удовольствие.

– Как вы считаете, должен ли быть на работе крепкий коллектив, нужно ли дружить с коллегами? Как строятся взаимоотношения в «Комсомолке»?

– Универсальной формулы нет, но, если я какими-то подразделениями руководила, для меня было очень важно, чтобы в этом подразделении была хорошая атмосфера.

Даже если человек семи пядей во лбу, невероятно талантливый, с потрясающими способностями и при этом вздорный, склочный, подлый, скверный или злой, я не возьму его на работу. Мне очень важно, чтобы все члены коллектива шли работать с желанием и могли друг друга где-то подхватить. Я сейчас не говорю про какую-то дружбу – пусть люди не общаются семьями, не ездят вместе в отпуск, ради Бога! Но обязательно должна быть надёжная команда, готовая прийти друг другу на помощь.

Я бы сказала, что в «Комсомолке» абсолютно точно есть своя атмосфера, есть комсомольское братство. У Сергея Юрьевича Тена (депутат Госдумы от Иркутской области – ред.) есть следующий тезис: «Сначала кто, потом что». Он убеждён, что сначала человек, а потом уже процессы. Я с этим согласна, и в КП именно так: сначала кто, потом что. Наш коллектив – это огромное количество талантливейших людей, которые правильно применяют свои навыки. Скажу откровенно, я 12 лет работаю в этом холдинге, что для меня честь. Это я говорю без всякого пафоса.

– Вы когда-нибудь хотели уехать в другой город, сменить работу, обстановку?

– Была масса вариантов, поступали хорошие предложения. Но на данный момент то, что у меня здесь есть, даёт мне ощущения полноты, радости жизни и счастья. Если бы у меня появилось желание уехать, я бы уже воспользовалась каким-либо приглашением.

Я не знаю, как повернётся моя жизнь в ближайшее время, и переезд не исключаю. Я не говорю: «Нет, никогда». Мало ли как всё сложится?

– За что вы любите Иркутск больше всего?

– За то ощущение, которое он мне даёт. Я прожила здесь 18 лет, у меня всегда была работа, которая приносила мне удовольствие, в которой я могла себя реализовать, здесь я была в личном плане очень счастлива, у меня тут друзья.

Безусловно, в Иркутске существует масса нерешённых проблем, и нам ещё очень долго будет что обсуждать в эфире, но город меняется в лучшую сторону, притом стремительно. Даже моим замыленным взглядом это видно!

Я вижу массу ситуаций, когда люди уезжают из Иркутска и тут же начинают поливать его грязью на чём свет стоит. Я говорю: «Стойте! Ну вот, смотри, ты здесь родилась, у тебя тут семья, ты получила здесь образование, начала карьеру, рассталась, влюбилась по-настоящему, вышла замуж. Неужели во всём этом не было ничего стоящего?» Такого отношения я не понимаю. Лично мне есть за что быть благодарной Иркутску.

– Несмотря на то, что спорт не стал делом жизни, вы продолжаете им заниматься. Почему из всех видов вы выбрали такой экстремальный – бокс?

– Это была совершенно осознанная история. Я не могу назвать себя заядлым спортсменом или оголтелым ЗОЖником, но спорт всегда присутствовал в моей жизни в той или иной степени.

Путь к боксу начался у меня с периода, когда я довольно серьёзно болела. Не существует приятных болячек, но это была очень неприятная болячка, которая требовала длительного лечения. На тот момент я со своим ростом весила около 70 килограммов – была огромная, гигантская и думала: «Тебе 30 лет, значит, ты будешь такой всегда». Я раздала все свои вещи худым подружкам, которые с радостью их расхватали, но потом села и задумалась: «Стоп. Лечение отменили, а ты не попробовала вообще ничего сделать. Давай попробуем?» После я пошла в фитнес-клуб и за 4 месяца похудела на 17 килограммов.

Я, наверное, тогда поняла, что могу делать в фитнес-зале, а чего не могу, осознала свои резервы и границы. Всё это перестало меня драйвить, мне стало довольно скучно. Но я понимала, что спорт всё-таки как-то должен присутствовать в моей жизни. Чтобы быть здоровой, мне нужна была серьёзная двигательная активность, для души – эмоциональная встряска. Мне хотелось заниматься тем, что я никогда в жизни не делала – выбор пал на бокс.

Я очень ответственно подходила к поиску тренера, потому что работаю в кадре. Деньги на жизнь я в том числе зарабатываю своим лицом, которым не могу рисковать на ринге. В итоге выбрала Игоря Михалкина (мастер спорта России по боксу международного класса, чемпион мира в полутяжёлом весе – ред.) – единственного в Иркутской области боксёра-профессионала.

В январе-феврале 2017 года я начала заниматься этим видом спорта и запланировала восемь тренировок – думала, что за это время встряхнусь и буду искать что-то новое. Но эти восемь тренировок растянулись на 1,5 года и, полагаю, продолжатся.

Мне кажется, что я утомила уже всех своих друзей, потому что очень люблю делиться открытиями, которые произошли со мной во время занятий боксом. И я получаю огромное удовольствие и удовлетворение, когда мне пишут люди, которые тоже хотят тренироваться и вдохновляются моим маленьким примером.

– Вас не пугают риски бокса?

– Я не выступаю на соревнованиях, не дерусь на профессиональном ринге, я тренируюсь исключительно для себя. Ну и в силу моей профессии и специфики работы, я могу драться только с тренером, который контролирует ситуацию и не нанесёт мне какого-либо вреда.

У меня всегда были и есть очень хорошие тренеры. Они как теоретически подкованы, так и сами являются действующими бойцами. Сейчас меня, например, тренирует Владимир Калашников. За эти 1,5 года у меня на ринге была одна единственная травма и то по моей собственной дурости и неопытности – небольшой ушиб. Говорить о том, что бокс травмоопаснее, чем что-либо другое, – неверно.

Спорт – моя страсть. Я могу лазить на скалодроме, ездить на зимнюю рыбалку, я преданная болельщица с большим стажем «Байкал-Энергии», сопровождаю их на выездных соревнованиях. Такие вот не девчачьи увлечения!

– У вас есть ещё одно хобби – вы собираете кукол. С чего началась эта коллекция, и что она из себя представляет?

– Я коллекционирую кукол-мужчин в национальных костюмах из разных стран. Собирать их начала абсолютно случайно: мои друзья, семейная пара, однажды собрались в Таиланд – это было очень давно, когда мы ещё не ездили в эту страну, как на дачу – и Саша у меня спросил: «Что тебе привезти?». Я сказала: «Ну, тайца мне привези, если маленьких, то двух». Вот такая глупая шутка, над которой мы чуть-чуть посмеялись и разошлись. В итоге он чуть не сошёл с ума и чуть не свёл с ума мою подругу – свою жену, потому что надо было везти, раз пообещали. В итоге искал, искал, нашёл и привёз мне тайца-куклу, который стал первым в коллекции. И завертелось!

У меня даже есть специальный стеллаж для этих кукол. Единственная проблема – это пыль, потому что шкаф не застеклён, и всю коллекцию надо снять, перемыть и поставить на место – это в общем-то тоже фитнес. Я всякий раз их считаю, когда мою, и забываю, сколько их точно, потому что они постоянно прибавляются. Сейчас у меня, наверное, около 100 кукол. Некоторых из них я сама привезла из путешествий, но большую часть подарили.

У меня дома как-то сидела моя подруга, и она так задумчиво посмотрела на эту коллекцию и сказала: «Слушай, вот человек уезжает в путешествие, у него масса задач – он должен посмотреть что-то, отдохнуть, сходить на экскурсии, но при этом он держит в голове мысль, что должен привезти тебе куклу. И он либо её увидит и купит, либо будет её искать, потратит на это время. Он везёт её специально, чтобы тебя порадовать. Я смотрю на масштаб этой коллекции, и ты понимаешь, сколько на полках стоит любви к тебе, теплоты, заботы?» И я тогда подумала, что небо любит меня, раз столько людей готовы потратить немного души на меня. Поэтому эта коллекция не просто есть да есть, она греет изнутри.

– Какое из путешествий вы можете назвать самым запоминающимся в жизни?

– Я могу назвать несколько, но точно не могу назвать что-то одно. Я убеждена, что каждое путешествие меняет человека. Когда ты видишь, как живут другие люди, наблюдаешь какие-то иные уклады жизни, то кирпичики в твоей голове перекладываются. Уверена, что каждый из путешествия возвращается чуть иным, не таким, каким он уезжал.

Мне запомнилось путешествие в Пекин, потому что это была одна из первых заграничных поездок. Я видела площадь Тяньаньмэнь, когда там вдруг пошёл снег, и как радовались китайцы. Тогда я была намного блондинистей, чем сейчас, меня бесконечно останавливали на улицах и просили сфотографироваться. Всё это было мне в диковинку, я не понимала, что происходит. Тогда же я заблудилась в летнем парке императрицы, меня спасали полицейские, и вообще масса всего происходило!

Мне очень понравилось в Южной Корее, на острове Чеджудо – там я видела один из самых красивых рассветов в своей жизни, который меня заворожил и умиротворил.

Из последних путешествий мне запомнилась поездка в Швецию, Стокгольм, где я побывала на Кубке мире по хоккею с мячом и испытала непередаваемые эмоции. Также меня впечатлила сама Швеция – тогда была красивая европейская осень, атмосферная. Мне казалось, что на каждой кирпичной крыше сидит Карлсон, город был укрыт кленовыми листьями…

В России мне запомнилось путешествие, когда мы однажды уехали во Владивосток, купили там машину и пригнали в Иркутск. Но нам так понравилось ехать, что мы решили двигаться дальше без цели и не останавливаться. В итоге добрались до Уфы, где жили наши знакомые, которые сказали: «О, японская машина. А продайте её нам?» И так завершилась наша поездка. Это было очень клёво – самое безбашенное моё путешествие! Мы никуда не спешили, наблюдали за природой и её разнообразием и проехали, наверное, пять Европ!

Есть масса городов и стран, в которых я хотела бы побывать, почувствовать их атмосферу. А в ближайшее время, конечно, нужно ехать на море. Я очень люблю море, а море без меня волнуется…

– На сколько вас хватает на спокойную и размеренную жизнь? Бывают ли такие периоды?

– У меня нет спокойной и размеренной жизни. Я совершеннейший холерик, я на нерве, я на драйве всегда. Более того, у меня как-то была история, что я проснулась утром с мыслью: «Ты всю жизнь работаешь, сколько можно? Так хочется остаться сейчас дома, смотреть по Первому каналу все эти тупые бабские программы: «Контрольную закупку», «Модный приговор» и прочее. Вот это всё хочу смотреть и ни о чём не думать!» На следующий день я лежала и смотрела всё это списком, а рядом стояли костыли – небо слышит нас, и надо чётче формулировать мысли. В итоге с этой травмой меня хватило ненадолго: уже через 2 дня ровно, весело помахивая этими костылями, я прилетела на работу.

– Смотрите ли вы в свободное время телевизор?

– Я не из тех людей, которые говорят, что у них дома нет телевизора. Я нечасто, но стараюсь смотреть всё. Например, студентам, я объясняю, что смотрю «Дом-2», и им крайне рекомендую это делать. Не каждый день, но раз в полгода какую-то серию надо. Эта программа – феноменальная история, самое длительное шоу в истории российского телевидения. Если вы в профессии, то должны понимать, за счёт чего программа популярна, и как на ней зарабатывают.

Я стараюсь смотреть даже ток-шоу по федеральным каналам, где все орут, и которые смотреть невыносимо. Каждый журналист должен быть внутри профессии, он обязан понимать, что происходит вокруг, какие сейчас тренды, это необходимость.

– Почему вы решили заняться преподаванием?

– Я стала обращать внимание на то, как люди начинают сходить с ума, делать странные вещи, уходить с постов, которых добивались половину жизни, заводить любовниц при совершенно благополучной семье. Я, разговаривая с людьми, поняла, что это происходит оттого, что становится скучно! К 35-40 годам из того, что хотел, ты уже многого добился, а что и куда дальше, не всем и не всегда бывает понятно.

Один мой хороший друг, когда мы размышляли над этим вопросом, вывел меня на такую мысль: нужно начинать отдавать. Для этого есть масса возможностей – заняться благотворительностью или, например, делиться знаниями. Я поняла, что это, наверное, то, что я могу делать, и готова. Мне доставляет радость, что я могу быть чем-то полезной тем, кто когда-то придёт и сядет в это кресло к микрофону.

– Есть ли отдача от студентов?

– Да, конечно! Сейчас же ещё существуют соцсети, куда они пилят отзывы. Я очень тщеславный человек, я очень люблю разного рода похвалу. Тщеславие – абсолютно мой грех, я падка на добрые слова, которые меня вдохновляют и окрыляют. И когда я вижу какие-либо отзывы – кто-то закончил курс и написал что-то где-нибудь в Instagram – мне приятно не то слово!

– В эфирах вы всегда выглядите с иголочки. А какой образ вы предпочитаете в обычной жизни?

– Большую часть жизни я провела в деловой одежде, носила пиджаки, укладки, лак под помаду. Это настолько надоедает, что сейчас пиджак надеваю только по необходимости. Я очень комфортно себя чувствую в шортах и кедах. Вот за что ещё люблю радио: да за то, что сюда можно глаза не красить. Сижу сейчас перед вами чума чумой, совершенно спокойно себя чувствую и могу себе это позволить.

Для эфиров, выездов и съёмок, конечно, выбираю деловую одежду, но даже тут бывают казусы. Я однажды работала в качестве ведущей на дебатах «Единой России», это было пару лет назад. То ли меня поздно предупредили, то ли я забыла, что мне надо было ехать инструктировать кандидатов – рассказать, что допустимо в телевизионной съёмке, как себя вести и другие нюансы. Я понимала, что мне через час нужно быть там, где весьма уважаемые люди. А на мне рубашка, шорты и чулки, и я не успеваю заехать домой, переодеться. Когда я в таком виде вышла инструктировать кандидатов, у уважаемых людей лица пошли румбом. Но при этом они слушались меня потом на всех дебат-площадках и вели себя исключительно хорошо.

– Кто является главным человеком в вашей жизни?

– Мама. Совершенно точно! Я не перестаю удивляться ей всю жизнь и считаю, что один из главных подарков неба – это то, что я родилась именно у этой матери и что я её ребёнок. Она мой лучший друг, учитель, советчик. При всём при этом мы с ней совершенно не похожи ни внешне, ни по характеру, ни по темпераменту. Но никогда в жизни я не видела более мудрого, оптимистичного человека, в котором столько тепла, добра и любви.

Мы с ней смотрим футбол и всегда на телефоне. Могу сидеть в баре с бокалом пива и кричать: «Мать, ты видишь, что они делают!» Она сидит с валерианкой, болеет за команду и говорит: «Я больше не могу, я больше не могу!» Она много в чём разбирается, очень интеллектуально развита. Всякое, что есть во мне хорошее, заложено в детстве и передалось от матери.

Вокруг неё греется вся наша семья, с ней всегда интересно. В 10 вечера, что бы то ни было, у нас с ней созвон – это может быть короткий разговор или длинный.

В один прекрасный момент она освоила соцсети и перестала звонить. Я говорю: «Мать, в чём дело?», а она: «Я читала твой Facebook и уже в курсе всех твоих новостей». У нас есть семейное чувство юмора, кравчиковское, мы немножко троллим друг друга. Мы друг к другу нежны, но между нами не елейное общение. Мы можем друг над другом поржать, подшутить.

С мамой можно обсудить что угодно: внешнюю и внутреннюю политику, спорт, мои темы эфира.

По профессии она фармацевт, и помогать другим – её призвание. Есть люди, которые специально приходят к ней в аптеку, зная, что она опытный специалист и может дать дельный совет. Маме 64 года, и она до сих пор работает – начальник не хочет её отпускать и очень ей доволен. Есть фраза: «Не продавец лекарств и коммерсант, а фармацевт – и это твой талант». Это про неё. Она точно выбрала профессию и реализовалась, как и все в нашей семье.

Я всегда говорю о том, что мы треть жизни проводим на работе, и если от этого дела тебя воротит, то ты рано или поздно заболеешь. Не надо этим заниматься, стоит позволить себе делать то, что нравится, жить в удовольствие и эту жизнь чувствовать. Она такая маленькая, такая короткая, она так стремительно пролетает. Нужно позволить себе именно жить, и наслаждаться каждым днём!