Умер Павел Верхов

Скончался Павел Верхов. Об этом на странице в социальной сети сообщила сестра Павла.

Мой старший брат Павел Верхов скончался. Смерть была неожиданной для всех нас и для его души. Поэтому я очень прошу всех, кто верит, и может хотя бы произнести небольшую молитву от души, помолитесь пожалуйста за него, пожелайте чтобы его душа нашла дорогу к свету. Для его души это было большой неожиданностью. Заранее благодарю всех кто откликнется.

Спасибо всем кто его знал, ценил и любил. Он был очень светлым и добрым человеком. Возможно он не был готов к тем испытаниям, которые подкинула ему жизнь, поэтому ушел так рано. Господи, успокой его душу.

Лена

Редакция OnAir.ru выражает свои соболезнования родным и близким Павла.

Сложно рассказывать о том, что стало историей. И просто публикуем в память о Павле отрывок из культовой книги Александра Кремова и Андрея Хрусталева «Хочу на радио «или почему на радио работать не стоит».

-  +  -

«История эта о нашем коллеге с другой радиостанции. Известном в те времена ведущим по имени Павел Верхов. (За этим звучным псевдонимом скрывалось обычное гражданское имя. А его настоящее имя было невзрачным – Павел Верхов.)

В начале двухтысячных Павел работал ведущим дневного эфира на «Русском радио». Прошедшее время глагола «работал» предательски приоткрывает сюжет…

История Павла – не только личная драма. Она вошла в анналы эфира, стала достоянием радиофонда страны.

Сюжет, о котором мы вам расскажем – не просто обычный день из жизни радиоведущего той эпохи. Это страница в истории русского, с маленькой буквы, радио. «Казус Верхова», если так можно сказать.

Вы ничего о нем не знаете?

Странно.

Дело в том, что это один из самых известных радиоэфиров вообще. И пожалуй, единственный дневной эфир, который и спустя годы слушают в интернете.

Как так? Обычный дневной эфир – и слушают? В чем же его волшебный секрет?

Все просто: дело в том, что в прямом эфире «Русского Радио» во время программы по заявкам ее ведущий Павел Верхов – а ну ка догадайтесь с трех раз – что?

Читал стихи? Рассказывал о русской литературе?

Увы, на этом поприще известности не сыскать.

Конечно, нет, герой наш, как вы уже, видимо, догадались, был пьяным.

Но даже это по тамошним меркам фигня. Ну кто же в те времена не бухал в эфире! Проблема была намного сложней. А проблема в том, что в эфире Верхов был не пьяным, а ПЬЯНЫМ. И даже не ПЬЯНЫМ, а ПЬЯНЫМ-ПЬЯНЫМ. И даже не ПЬЯНЫМ-ПЬЯНЫМ, а ПЬЯНЫМ СОВСЕМ.

В общем, пьяным он был, как это бы мягко сказали на «Русском радио», – в попу. Или как бы это сказали по-русски без радио – в совершеннейшее говно.

В эфире самой целомудренной станции России, этакого Первого радиоканала страны, Павел Верхов икал, рыгал и всячески разлагался. И что особенно плохо – отнюдь, не образно говоря.

Но хуже было другое: Павел не был пассивно пьян.

Между спазмами икоты он был, напротив, крайне активен.

А именно: напрашивался к позвонившим заказать песенку девушкам домой; все время пытался выяснить в эфире их точный домашний адрес, который они на радостях ему сгоряча сообщали; проикивал, что всех их безумно хочет; прорыгивал о своей неземной к ним любви; беспрерывно давал в эфире номер своего личного телефона, который, естественно, беспрерывно в эфире звенел; сквозь судорожные сокращения диафрагмы мычал о своем «мощном либидо»; и почему-то периодически повторял: «ауч!».

Ну в общем, совсем не формат «Русского радио»! И даже отбивка «все будет хорошо!» – не спасла.

Ну что тут сказать? После такого перформанса ложа начальства аплодисментами не взорвалась.

Актер доиграл свой номер в напряженнейшей тишине.

Одна зловещая тишина! Ни криков «браво», ни недовольного свиста. Артиста попросили выйти на последний поклон. Артист торжественно поклонился и грустно ушел со сцены. И больше на радио уже не возвращался. (Хотя и по сей день делает безуспешные попытки туда устроиться.)

Так что же произошло? В чем секрет незабываемого эфира – рубца на теле «Русского радио» на вечные временна?

Мы попросили самого Павла от первого лица рассказать нам об этом случае. Описать, так сказать, прекрасные ощущения изнутри.

Он долго отнекивался, отбрыкивался, сопротивлялся… Потом импульсивно махнул рукой. Сказал: «Да гори оно все синим пламенем!» и написал вот это:

-  +  -

«Честно говоря, не самое приятное дело оставаться в народной памяти автором «пьяного эфира». Но и плакать по этому поводу, я думаю лишнее. Поэтому я и согласился вспомнить, как все это было на самом деле.

Дело было в 2002 ли в 2003, а может, и в 2001 году. К сожалению, точнее уже не помню. Но главное не в этом, а в том, что это были первые теплые дни весны… Когда сошел весь грязный питерский снег и трава начала поднимать свою зеленую голову…

Питерское отделение «Русского радио» тогда вещало из Олъгино – ближайшего пригорода Санкт-Петербурга. Из студии с прекрасным видом на Финский залив. Сама эта студия находилось на закрытой военной территории, с которой в советские времена осуществлялось глушение всяких там вражеских радио…

Сотни гектаров лесопарка, доступ к заливу и полное отсутствие людей, которое обеспечивала вооруженная охрана.

Удаленность от офиса радио – десятки километров. В помещении только те, кто имел отношения к эфиру. Сейчас мне даже странно, почему при таких условиях я не пил там каждый день?

На берегу собралась небольшая компания, состоящая из двух-трех операторов эфира, водителя и меня.

«Операторы эфира» – это рудимент докомпьютерной эпохи. Без них, как сейчас без компьютера, работа радио была невозможна. В задачи этих операторов входило на слух определять окончание федерального блокарекламы, переключаться на местный эфир и запускать региональные ролики. Их они, кстати, собирали в рекламный блок вручную – по факсу из офиса.

Техническое оснащение радиостанции на тот момент было на уровне радиорубки пионерского лагеря СССР. Песни мы ставили в эфир с двух огромных дек SONY, успевая между ними каким-то образом еще и включить джингл с компьютера.

В общем, был теплый весенний день. На календаре была суббота, что еще больше способствовало хорошему настроению…

Мне нужно было провести два «Стола заказов». Это такая программа по заявкам радиослушателей, куда звонят обездоленные, в глубокой депрессии, на пороге сумасшествия люди. Других эпитетов я подобрать для них не могу. Поскольку не могу себе представить вменяемого человека, упорно набирающего телефон радиостанции, чтобы передать привет «любимому» или «другу», который часто сидел с ним рядом в этой же комнате.

Были еще такие персонажи, которые писали бумажные письма по почте. Но к этим посланиям я даже не прикасался из-за боязни подхватить какую-нибудь заразу… Брать их в руки можно было только после алкогольного дезинфицирования…

Кстати многие слышавшие ту печальную запись, думают, что сексуальную тему я стал поднимать только из-за выпитого алкоголя. Нет. На самом деле она была лейтмотивом всех моих эфиров «по заявкам» на «Русском радио». Причина очень простая. Во-первых, на тему секса очень легко шутить: любое слово, обозначающее половой орган, вызывает радость. Во-вторых, большинство поздравлений и приветов идет от любимых к любимым. А тут уж тема сама подворачивается сама собой…

Так вот, засада была в том, что эти «Столы заказов» были разнесены во времени на 2 часа. То есть после первой программы возникала пауза, которую, нужно было чем-то занять. Заметьте, я не хочу сказать, что если бы не перерыв, то о выпивке бы и не было и речи. Конечно, была бы! Нажрался бы я все равно. Но, по крайней мере, не до такого свинячьего состояния…

В общем, решив, что нужно срочно выпить, за весну, за погоду, за Финский залив, мы послали гонца в ближайший алкогольный магазин – на железнодорожную станцию Олъгино.

После чего я благополучно начал первую часть «Стола заказов»… Искрометно шутил, упражнялся в словесной эквилибристике. В общем был, как обычно, героем…

И вот, возвращается наш курьер с пакетами долгожданных товаров… И конечно, никакого перерыва мы ждать не стали – откупорили восемь бутылок прямо в студии. Весна и Финский залив требовали, чтобы мы выпили за них немедленно, прямо в эфире…

Попойка в эфире плавно переросла в перерыв. Первая часть программы закончилась. Операторы переключили эфир на Москву – и началась двухчасовая пауза. Еще два часа «алкогольного перерыва» – и я уже был пьяным в хламину…

Ну а тут и вторая программа подоспела… И я, пошатываясь, снова пошел в эфир… Где шутил уже, надо признаться, менее искрометно…

Теперь два главных вопроса, которые мне задавали раз сто. На первый из них я могу дать ответ только отчасти. Вопрос такой:

«Зачем ты в таком состоянии полез к микрофону?»

Что я могу сказать? Всему виной мое врожденное чувство ответственности. Не мог же я пропустить эфир! И не пропустил – провел героически до самого последнего вздоха.

Другой вопрос звучит так: «Почему же все эти операторы эфира позволили тебе сесть за руль радиостанции в жопу пьяным?»

На это есть только один ответ: эти люди были такими же пьяными, как и я…

В любом случае к ним у меня нет никаких претензий: ребята добросовестно убирали из-под стола нечистоты, которые я извергал из себя в промежутках между разговором со слушателями и песнями… (Песни, кстати сказать, я ставил в этой программе каждую по два раза: не попадал в кнопки на этих дурацких деках SONY…)

Ну а то, что я дал свой личный номер мобильного телефона прямо в эфире – это действительно серьезный косяк… Звонить, как заведенный, он начал прямо в программе. А закончил – только вчера…

Запись уже на следующий день попала в интернет.

Некоторое время я мог наблюдать там дискуссию о своей персоне. Фейсбука с Контактом еще не было, поэтому слава оказалось умеренной.

Закругляясь, наверное надо остановиться на последствиях данного проступка. Конечно, никто из начальства не был рад такой выходке… Но все были живыми людьми, а не как сейчас хипстерами – и поэтому спустили это дело на тормозах.

Я не был уволен, и меня даже не оштрафовали. Брызгая слюнями на меня тоже никто не орал. Наверное, я был настолько крутым ведущим, что терять такого ценного сотрудника из-за такой промашки, никто не хотел.

Очень хочется так думать. Но здравый смысл подсказывает, что всем было просто лень заморачиватъся – искать умеющего связать пару слов человека ради редких питерских включений.

Но это я про питерское начальство… В Питере люди хорошие…

Когда же запись этого эфира дошла до московского головного офиса, – там слегка обалдели. А когда они узнали, что персонаж, позволивший себе такое, до сих пор работает на их радио – тут им стало совсем плохо.

Ну и в целях поддержки общей дисциплины московский программный директор потребовал прогнать «крутого ведущего» в шею. В общем питерскому руководству пришлось меня все-таки уволить…

С момента проступка, прошло уже несколько месяцев, поэтому я, конечно, был удивлен…

Кстати, когда в Питере открывали вещание местного эфира «DFM», а эта станция входит в тот же холдинг, что и «Русское радио», вести это мероприятие пригласили почему-то меня… Наверное, на тот момент в Петербурге я был самым трезвым ведущим…

В завершение полагается сделать выводы. Несмотря на то что прошло много лет, я все еще краснею и выхожу из помещения, если кто-то при мне включает запись того «выступления»…

Признаюсь: я бы хотел изменить тот день… Вне зависимости от того, уволили бы меня или нет».

-  +  -

Вот так вот в муках, с блевотой и покаяниями рождались новые времена. Возможно, именно эта история закрывала собой страницу под названием «радиобеспредел «90-ых». Ведь уволили не только Верхова. Вместе с ним прогнали эпоху!

Хотя, как видим, и уволили-то не сразу: даже по поводу такого эфира в те времена у начальства было два мнения: «какой ужас!» и «а вроде бы и не криминал.»

Да и сам автор своему увольнению как будто бы удивлен: мол, а чего здесь, ребята, такого? Ну выпили, ну порыгали в эфир – и че?.. Кто не бухал в те бурные времена в эфире! Неужто этим можно удивить закаленного слушателя? Бывалую аудиторию икотой в микрофон не проймешь.

Но в исповеди Павла есть один важный момент – наш герой не может понять: а почему же он, черт подери, так напился?.. Что, впрочем, вполне естественно: ведь изнутри о причинах судить нельзя.

А между тем причины эти очень конкретны. Ответ на вопрос «почему все так вышло?» – есть…

Пускай цветисто и несколько литературно, но Верхов в своей «объяснительной» выразил главное – дух. Дух времени. Аромат эпохи. Амбре безвозвратно ушедших лет.

Сегодня такая история невозможна.

Не потому что радиоведущие больше не пьют. И не оттого что «в студии тогда мог находиться только тот, кто имеет отношение к радио». И даже не потому, что сегодня там обычная проходная. А также не потому, что снаружи – строгий программный надзор… Нет.

Все дело в атмосфере. В неповторимом запахе времени».