Сева Новгородцев в программе Ксении Лариной «Дифирамб» на «Эхе Москвы»

Ксения Ларина― Добрый день! Начинаем программу «Дифирамб» в нашей виртуальной студии на «Эхе Москвы». У одного микрофона ведущая Ксения Ларина. У другого микрофона ведущий Сева Новгородцев. Сева, приветствую Вас! Здравствуйте!

Сева Новгородцев― Здравствуйте! Здравствуйте! Я иногда себя называл ведущий ведущий.

К. Ларина― Именно так. Именно так. Ну, конечно же, все прекрасно знают, кто такой Сева Новгородцев, легендарный, тут уж без этого эпитета не обойдись… не обойтись, легендарный журналист, радиоведущий, символ русской службы Би-Би-Си, наверное, времен Холодной войны, так я скажу, прежде всего, ну, и потом тоже, поскольку всего лишь 5 лет назад, насколько я помню, Вы ушли – да? – с…

С. Новгородцев― Да, в 2015 году.

К. Ларина― Да, да, да.

С. Новгородцев― В сентябре.

К. Ларина― Ну, чтобы было понятно детям, которые нас слышат и думают, кто это такой, какой Сева Новгородцев, кто это такой. Товарищи дети, Сева Новгородцев – это человек, который развалил Советский Союз. Вот так. Вот так бы я сказала.

С. Новгородцев― Вот этими двумя ручками.

К. Ларина― Да. Руками, микрофоном, своим замечательным голосом, своей свободной творческой. Так что за это ему спасибо скажем уже не мы, а потомки наши, поскольку, к сожалению, мы вновь вернулись в некое подобие Советского Союза, говорю я уже о современной России.

С. Новгородцев― Да.

К. Ларина― Итак, Сева, Вы сейчас в Болгарии – да? – обитаете?

С. Новгородцев― Мы живём на юге Болгарии около греческой границы, в горах на высоте 1525 метро.

К. Ларина― Прекрасно. А море?

С. Новгородцев― А море – это надо ехать в Грецию, но только в сезон. А так, Вы знаете, я как моряк понимаю, что море – стихия переменчивая, и около моря жить, в общем, довольно тревожно. То шторм, то ещё что-нибудь. И потом море привлекает туриста. Турист особенно в тёплую погоду спешит тут же раздеться. А большое количество соотечественников в раздетом виде, ну, Вы знаете, это не всегда, так сказать, вершина эстетики. Поэтому в горах есть ощущение некой эксклюзивности, чтоб здесь же быть, сюда надо доехать. Ехать довольно долго надо к нам. Да ещё тут наверху… А наверху, Вы знаете, ближе к Богу тут всё очень сурово. Зима так зима. Дождик так дождик. А если солнце палит, то до солнца здесь ближе. Поэтому солнце очень сильное, обжигает. Но, в общем, есть ощущение такой некой исключительности. И вот мне это очень нравится.

К. Ларина― Ну, вот мы с Вами как раз встречаемся в день 80-летия Иосифа Бродского. Вот 24 мая ему исполнилось бы 80 лет. И можно вспомнить его знаменитую фразу, строчку из стихотворения «если выпало в империи родиться, надо жить в глухой провинции у моря» или в горах, как вот в случае…

С. Новгородцев― Ну, да. Ну, «в горах» не рифмуется. Поэтому он написал «у моря».

К. Ларина― Скажите, пожалуйста, Болгария, поскольку вся страна, которую Вы, наверное, уже более-менее узнали, – да? – попутешествовали по ней, а в ней что-то осталось от социалистических времен? Это можно назвать всё-таки, как мы говорим, бывшая соцстрана? А есть тут какие-то приметы того старого советского времени?

С. Новгородцев― Конечно. Кругом полно предприятий, которые либо наполовину работают, либо закрылись вообще. Болгария, как Вы знаете, поставляла в Советский Союз сладкие перцы, овощи, помидоры, виноград и снабжала электроэнергией окружающие страны. Здесь были атомные станции. И в Советский Союз отсюда везли урановое сырье, так называемый жёлтый кек. То есть это такой порошок, уже переработанная урановая руда обогащённая. Так вот почти все эти предприятия после захода в Европейский союз прикрылись. Кек уже больше не возят, а урановая шахта, которая от нас примерно в 12-15 километрах за… бетоном заделана. Туда даже уже внутрь и не зайти. Атомные электростанции Евросоюз попросил закрыть, потому что у них там, значит, с электричеством было всё в порядке. На что многие болгары очень сетуют, потому что у них экономика, рассчитанная на социалистическое содружество, вдруг в одночасье обвалилась. И уже и сладкие перцы некуда возить, и кек никому не нужен, и электростанции закрылись. Поэтому Болгария вдруг внезапно очень обеднела, понимаете, остались только какие-то там городские всякие предприятия. Но, конечно, цинично будет сказать, но в бедной стране человеку со средним достатком жить легче, чем…

К. Ларина― Это правда.

С. Новгородцев― … чем в богатой, скажем, как в Англии, где за каждый шаг с тебя стягивают какие-то немыслимые деньги. Поэтому здесь из-за всеобщей такой относительно бедности люди скромные, поскольку городок, около которого мы живем, 30-тысячник очень небольшой, и все в принципе друг друга знают, что очень важно, это места этнической однородности. То есть тут как в Лондоне 300 национальностей не представлено. И все тут из поколения в поколение живут, все друг друга знают. Поэтому по известным законам общины и преступности нет, и люди как бы друг с другом здороваются, и, в общем, народ довольно милый. Горные болгары – народ очень порядочный.

К. Ларина― Ну, тут интересную Вы затронули мысль. Вот Лондон, из которого Вы уехали 5 лет назад, – это тот же самый Лондон, в которой Вы приехали когда-то, или это другой город?

С. Новгородцев― Город другой, потому что тот Лондон, в который я приехал в 77-м году он был ещё наполовину викторианский, наполовину послевоенный. А что я имею в виду? Скажем, я купил дом свой первый в центре постройки 1840 года. Английские дома викторианского периода строились по особой технологии. Фундаментов там не рыли. Они рыли яму до глины, до кембрийского слоя и там прямо укладывали кирпичи. Это и был фундамент. Считалось, что этого достаточно, что дом устоит. Дом действительно стоял, но от кембрийской глиной по порам кирпича поднималась сырость по известному нам капиллярному принципу. Это как вот керосинка работает, знаете, по фитилю поднимается жидкость. В результате все английские дома слегка пахнут плесенью, особенно подвалы. И вот эта вот нижняя часть с полуподгнившей древесиной, она абсолютно повсеместна. И вот эти здания были их главным жилым фондом. И, в общем, я насмотрелся всего этого. Но, конечно, потом уже в последующие годы англичане открыли искусство смесителя и горячей и холодной воды, уже не из мисочки мылись. Они открыли для себя центральное отопление и двойное остекление. Пошла совершенно другая жизнь. Лондон и вообще англичане очень ориентированы на бизнес, на дело. Их образование точит к тому, чтобы они мгновенно понимали всё и мгновенно вбирали в себя всю информацию и принимали мгновенные решения. Поэтому с точки зрения бизнес-менеджмента Лондон – гениальное место. И туда много народу понаехало. В результате мы получили перенаселенность. Общая нервозность, которая из-за перенаселенности возникает. Ну, и вообще, так сказать… Да ещё у меня там годы подошли. И короче уравнение сложилось в пользу того, что из Лондона мне лучше уехать. Ну, и, в общем, это произошло 5 лет назад. И как мы видим из последних событий, решение было провидческое и, в общем, правильное.

К. Ларина― Я понимаю, о чём Вы говорите, но и Вам как-то неуютно стало. Можно сказать, что это как-то был… стал город чужим для Вас в какой-то момент?

С. Новгородцев― Вы знаете, там всё время живешь в некотором напряжении, потому что куда не пойди, везде возможность штрафа, каких-то санкций, за тобой гоняется местный совет, который налоги свои просит, налоговая инспекция, которая совершенно драконовские методы может применить, если ты не соответствуешь их финансовой дисциплине. И, в общем, уравнение денежное даже при, в общем, средней зарплате, как правило, не вытанцовывается. И поэтому вся страна, ну, большая её часть без конца соображает, как же мне, так сказать, свести концы с концами. Но из этого возникает нервозность. Я когда сюда приехал и в налоговом управлении объявил, что я всё уже, больше для них не существую, и они меня дерегистрировали, знаете, ну, прямо как гора с плеч. Я ничего плохого про Лондон сказать не хочу. Это замечательный город с потрясающими возможностями. Очень милые люди. Англичане научили меня всему, так сказать, что… что я на сегодняшний день знаю. Но этот период подошел к концу. И, знаете, с годами какие-то корневые человеческие вкусы и свойства начинают подниматься на верх, вспоминая… вспоминаешь свои какие-то поездки в пионерский лагерь, что я вспоминаю сейчас, хотя по диким лесам. Видите, как пионерский… И мы живем в стране, в общем, славянской не то, чтобы культуры, но фон вот этот языковой тоже, потому что болгарский – это в принципе старославянский язык. И очень многие слова открывают нам суть, которая даже в России забыта, понимаете. Ну, вот, например, я лыжник, и мы тут живём на лыжном курорте. И я когда на лифте еду на верх на… на отметку 2 тысячи, там написано «люленить забранино». «Люленить» — это раскачивать. Это люлька наша. понимаете, это вот куда детей клали. Так что вот раскачивать как в люльке, значит, «забранино» — это значит «запрещено». Ну, и так далее. От этого… От этого общего славянского фона как-то на душе все-таки тепло.

К. Ларина― А почему Вы не стали бизнесменом? У Вас же наверняка были такие возможности и люди, которые готовы были вам оказать какую-то поддержку, помочь с 1-м капиталом в таком городе. Центр Европы. Да ты что там? Центр мира. И с таким именем уже, будучи известным журналистом, потому что… Я почему спрашиваю, потому что мы видим примеры, как многие известные журналисты, ведущие радио, телевидения в Европе, в Америке с удовольствием переходят в разряд больших дельцов, – да? – большого бизнеса. Почему Вы этот путь для себя отвергли? И была ли такая возможность?

С. Новгородцев― Но тут два ответа. Короткий ответ: у меня жадности мало. Не хватает алчности, понимаете. Хватка в бизнесе поэтому ватная. Из рук всё выскакивает. А если длинно отвечать, то у меня попытки были и неоднократные, поскольку поработав на Би-Би-Си года два или три, я понял, что Би-Би-Си как корпорация похожа на джаз-оркестр. Я до этого в джаз-оркестре играл. В джаз-оркестр приходишь саксофонистом и через 25 лет уходишь саксофонистом тоже. Ну, может быть, чуть-чуть научился лучше играть. И на Би-Би-Си тоже приходишь рядовым сотрудникам, через 25 лет изжеванным, уставшим в морщинах уходишь на пенсию. И, ну, еще профессия журналиста, Вы сами знаете, журналистика существует в сфере человеческого несчастья.

К. Ларина― Да.

С. Новгородцев― То есть если ты новостник, то сплошные землетрясения, потопы, цунами, пандемии там и так далее. Я Вам просто хочу такой маленький штрих рассказать, когда я пришёл на Би-Би-Си, там ещё были осколки старой аристократии. У нас была благородная девица, ну, ей уже лет под 90 было, с голубыми глазами. Она каждый день делала йогу, стояла на голове, и поэтому была работоспособной. И вот она была воспитана в стиле благородных девиц. И она сидела и печатала. Она машинисткой у нас была. Руки, уже узловатые пальцы, скрючены. Но если я как переводчик диктовал ей какие-то грустные новости, глаза у неё наливались слезами. Она могла заплакать. И я говорил, что русская служба – это, может быть, единственное место, где есть человек, который сочувствует мировым новостях. Ну, вот. Но у журналиста ведь душа черствеет от всего этого дела. Ну…

К. Ларина― Ну, да.

С. Новгородцев― … год. Ну, два. Ну, 3. Начинаешь смотреть цинично на поступившие новости. Скажем, если в обеденный перерыв какого-то крупного государственного деятеля где-то убили или он умер, ты говоришь сам себе: «Эх, чёрт! Не удастся на обед сходить». Понимаете? Но почти как в концлагере, когда комендант говорит: а что, значит, не топят крематорий? Значит, мы не согреемся? Вот. И это вызвало у меня необходимость искать деятельности на стороне. Первая попытка была создать пластиночную фирму. В 82-м году, может быть, даже раньше. Наверное, в 80-м. Короче у меня был друг, который там… Меховщик, который дал небольшую сумму, значит, мне бизнес заём, о чём Вы упоминали, и я искал довольно долго, несколько месяцев ходил на всякие концерты, пока наконец в местном клубе не увидел группу темнокожих ребят. Они с острова Гренада. Их родители приехали сюда. И они играли музыку регги. И меня подкупила их совершенная аутентичность, Вы знаете, потому что почти все артисты современные, если играют джаз, то изображают джаз, или играют в каком-то стиле, но это не их родное. А здесь… А здесь я попал в обстановку Нового Орлеана, понимаете, начала века. То есть абсолютно аутичные люди. Это их культура. И ещё я как музыкант, я играл перед отъездом из Союза под Ленинградом с… Такая группа была «Мифы», вернее осколки. И боролся за оркестровую дисциплину, потому что там творческие личности некоторые абсолютно все паузы заполняли своими переливами. А тут вышли ребята, ни одного лишнего звука. Ни одного! И вот в этой прозрачности, понимаете, и такой мощи… Ну, в общем, я был совершенно сражен. И я начал с ними переговоры. В общем, эта история длилась 2 года. В конце концов я потом к ним влился на саксофоне. И цикл всякой поп-группы в Англии – это ты сначала, значит, выпускаешь пластинку, потом тебя начинают приглашать студенческие союзы. В английских колледжах и университетах у студенческих союзов есть свой бюджет. И там студенческий совет смотрит, какие там молодые группы появились, и кого бы нам к нам пригласить на вечер. Ну, и, в общем, мы проехали как бы по всем колледжам, побывали там на радио Би-Би-Си у Джона Пила раза три или четыре нас сыграли. И всё. То есть, так сказать, создался стеклянный потолок, и дальше уже движения никакого не получилось, и, так сказать, мы с ними расстались. Так что это предприятие, ну, по крайней мере убытков мне особых не… не создало, но остались там две пластинки, воспоминания, фотографии там и так далее, и так далее. 2-й бизнес у меня был – это вообще кошмар. Меня какие-то знакомые уговорили создать музыкальный журнал в 95-м году…

К. Ларина― Прекрасная идея.

С. Новгородцев― Да. Был такой подъём. И, значит, журнал мы сделали. Но у нас это было большое предприятие, редколлегия там порядка 11 человек. Целый этаж в английском доме мы снимали на Camden High Street. Журнал назывался «О!» с восклицательным знаком. И, в общем, мы выпустили два журнала в бумаге… Толстый. Это журнал толстый такой типа английского «Q». Третий был в электронике и так далее. Что случилось? Естественно рынок наш в России. 95-й год. Мы посылаем…

К. Ларина― А это русскоязычный журнал?

С. Новгородцев― Ну, да. Русскоязычный журнал «О!». Мы там молодых всяких авторов нашли. У нас было всё очень весело. И журнал был бойкий. И пока мы работали в малом тираже, там, по-моему, до 13 тысяч, всё более-менее как-то шло. Но вот отсылаем мы тираж в Союз… там не в Союз, а в Россию. У меня там какие-то знакомые мои ребята из фан-клуба взялись за распространение. Ну, вот они отсылают в Петербург, в Ленинград полторы тысячи экземпляров, приезжают потом за деньгАми… Или за дЕньгами, я не знаю уж, как сейчас говорить. А им говорят: «А какие деньги? Ничего не продалось». Они говорят: «Ну, хорошо. Не прободалось. Давайте мы тогда журналы заберём». – «Какие журналы? А журналы как-то… разлетелись. Их нет». Короче в 95-м году в России вести какой-то бизнес без силовой структуры или без структуры, которая отстоит твои интересы, может быть, иногда даже с угрожающими там выпадами, было нельзя. И я там прогорел на крупную сумму. И, в общем, эти два с половиной года, который я журнал ввёл, это самые трудные годы в моей жизни, потому что я по ночам покрывался холодным потом и всё думал, как мне свести концы с концами, понимаете. Но помог случай. Значит, на нас вышел известный английский там и жулик, аферист такой, бизнесмен, у которого была сеть типографий. И он решил нас взять под свое крыло с тем только, чтоб своим типографиям дать нагрузку. И вот он нас вывел на огромный там тираж. Но и тут дело всё, конечно, стало уже валится совершенно. Но ликвидацией компании занимался он по крайней мере, а не я. И вот это спасло мне некоторое количество нервов. Так что на этом в принципе моя бизнес-карьера закончилась.

К. Ларина― А возвращаясь к Би-Би-Си, Сева, а вот что случилось с Би-Би-Си вообще? Куда… Куда оно делось?

С. Новгородцев― Но, знаете, если длинный вопрос, это история довольно такая развернутая, я бы сказал. На Би-Би-Си после войны… Вообще Би-Би-Си создавали люди, если не аристократы, то высокий средний класс – люди с классическим образованием, с безупречным английским, у которых с античного мира остались какие-то идеалы, там Эсхил, Софокл, демократия и прочее, прочее. И вот они создавали хартию Би-Би-Си и принцип, по которому Би-Би-Си существовала. Но по известным нам законам классовой борьбы… Товарищ Сталин сказал, что с развитием социализма классовая борьба не ослабляется, а усиливается. Так вот у нас шла такая тихая классовая борьба, потому что пришли сначала разночинцы, которые по-английски тихо, никого не клеймя, Вы понимаете, никаких дискуссий, начали протаскивать таких же людей потихонечку как они, и постепенно, постепенно, это начиная, скажем, с 80-го, 79-80-го года стал меняться такой вот классовый состав. Я всё помню отлично, потому что сейчас надиктовываю книгу мемуаров, где все это подробно описано. Пример. В 79-м году главой русской службы был Питер Юделл, человек, ну, не аристократ, но по крайней мере живший в отличной части Лондона, у Ричмондского парка, закончивший Оксфорд, говоривший без акцента совершенно регионального или классового. Так вот ему устроили тогда командировку, чтобы он поехал в Южную Америку факты узнавать – fact finding mission, и выписали командировку на 6 месяцев, понимаете. И я говорю, самолёты, пароходы, знаете, гостиницы, переезды, полгода. Набегает жуткая сумма. Я говорю, зачем? Ведь когда приехал Питер Юделл и изложил свои факты подробно в большом отчете, то вряд ли его кто и читал, потому что цель у поездки была совсем другая – освободить кресло главы русской службы, понимаете. Ну, и вот пришёл уже, так сказать, более такой демократический человек. Я тут провожу параллель, потому что 1-я наша начальница Мэри Сетон-Уотсон была, в общем, почти аристократка. У неё было поместье. Она держала лошадей, ездила верхом. А верховая езда – это приз… так сказать, приверженность к какому-то классу кавалеров, – да? – кто на лошадях ездил. Аристократия. А за ними в древней Англии шли, конечно, лучники. Да? Это люди, которые с детства тренировались тетиву натягивать. Я поэтому говорю, что когда я смотрю голливудский фильм, где наманикюренная девица пальчиками тоненькими натягивает лук с тетивой похожей на резинку от трусов, я всегда вспоминаю тех лучников. У них рабочее натяжение тетивы было 160 фунтов, 80 килограмм. Большинство наших здоровенных мужиков такую тетиву сейчас даже и натянуть не смогут. Люди тренировались всю жизнь. Короче после аристократов к нам… у нас начальником стал лучник. Он по воскресеньям, значит, в луч… из лука стрелял. Ну, вот. Но когда уже к власти прорвалось, что называется, йоркширская мафия, у нас какой был разговор. Йоркшир – это место людей, ну, вроде нашей Вологды. Люди, абсолютно стоящие обеими ногами на земле, практичные, деловые, говорящие с жёстким акцентом, и которым культурные эксцессы или разбор по этике там Рембо или там Флобера не… не свойственно. И вот они начали наводить как бы своими такие, ну, нормальные экономические порядки. И вот в этот период было принято решение постепенно отказываться от радиовещания, поскольку по финансовым соображениям там у них что-то не состыковывалось.

К. Ларина― Это какой год уже был?

С. Новгородцев― Ну, это начиная с… Поздние 90-е годы.

К. Ларина― То есть почти уже ХХI век.

С. Новгородцев― Да. С 90…

К. Ларина― Да.

С. Новгородцев― Там 96-й, 97-й. Начали постепенно сокращать. У нас было колоссальное количество умных таких и литературных людей, которых под всякими предлогами постепенно убрали. Короче в 2000-х годах, вот 15-й год, когда я уходил, моя получасовка «БибиСева» была последней радиопередачей.

К. Ларина― Давайте на этом остановимся. Да? У нас перерыв небольшой. Я напомню, что сегодня в гостях у нас Сева Новгородцев. Мы вернемся через некоторое время в программу.

**********

К. Ларина― Возвращаемся в программу «Дифирамб». У микрофона Ксения Ларина. У другого микрофона наш замечательный гость – журналист и радиоведущий, и писатель, между прочим, и музыкант, между прочим, Сева Новгородцев. Мы говорим… Кратко… кратко излагаем вам печальный путь рождения и падения известной, легендарной радиостанции BBC. Это, кстати, то, что Вы рассказывали, Сев, это не только там происходило. Это очень похожие случаи мы наблюдали и на других корпорациях, которые были призваны просвещать русскоязычный народ, советско-язычный народ, скажем так, на всей территории Советского Союза. И вот не знаю, мне кажется, согласитесь ли Вы со мной, что это большая была ошибка терять радио в принципе, отказываться от него, поскольку они решили от него отказаться, я имею в виду и ВВС, и американские… американская «Свобода», отказаться решили в тот самый… И, кстати, «Голос Америки». В тот самый момент, когда они были нужнее всего. Ведь сегодня, учитывая ситуацию в России, абсолютно закрытую, которая со всех сторон обложена только пропагандой и внутрь… внутрь страны обращённой и внеш… и во вне… во вне тоже. Сегодня как никогда нужны… нужны были бы такие вот средства массовой информации и такие голоса, такие вражеские голоса, которые нас во многом спасли. А сегодня эти функции, конечно, выполняют в интернете многие наши с вами коллеги, позволю я себе так сказать, и те, которые вынуждены уйти с телевидения с официального, ну, и естественно есть средства массовой информации как «Медуза», допустим, наверняка Вы пользуетесь, читаете.

С. Новгородцев― Да, да.

К. Ларина― Или как «Дождь» наш канал единственный, который пытается хоть какую-то объективную картину мира представлять для россиян. Вот вопрос: почему это была стратегическая ошибка или… или это диверсия?

С. Новгородцев― Я бы сказал, это поколенческая ошибка, потому что…

К. Ларина― Ах, так!

С. Новгородцев― … ценности старших молодым неведомы, и они считают, что они могут переписать картину жизни по-своему и быть правы. С «Голосом Америки» катастрофа произошла. Они потеряли все свои позиции. Почему? Там было сильное вмешательство вкусовщины со стороны госдепа и всяких чиновников. А американские чиновники – это народ, по невежеству незнающий себе равных на белом свете. Свое дело они знают до тонкости, но и всё. Но что касается BBC, то потеря телерадиовещания потом оказалось очень несвоевременной в каком смысле? Когда BBC перешло полностью на свой веб-сайт, кстати, развивающийся сейчас очень активно, то выяснилось, что через веб-сайт можно вести радиовещание. Я помню, ходил по начальству и, так сказать, протестировал и интриговал. Я им всем показывал свой мобильный телефон и говорил: «Вот мой радиоприемник. Вот я включаю «Радио Свобода». Вот она идёт у меня 24 часа. Я могу слушать на рыбалке, дома, в постели ночью». Что я до сих пор и делаю. Они говорили: так что же Вы не согласны со стратегическим направлением нашего развития? Вы знаете, я дошёл до министра культуры и спорта – Джон Уиттингдейл, благодаря там с всяким своим связям, и он меня сочувственно выслушал, и всё равно, ну, ничего сделать невозможно, потому что ВBC как бутылка, понимаете, с вином. Там забито пробкой и сургучом залито. Туда не пролезешь. У ВВС совершенно редакционная независимость. Ну, вот. А «Радио Свобода» поступило мудрее. Они свое радиовещание не сократили, ветеранов своих не уволили. И поэтому там есть плеяда блестящих совершенно людей старшего поколения: Генис, Игорь Померанцев, Иван Толстой и много-много других людей, которые через, значит, интернет доступны как радиостанция, и я вот их по ночам часто слушаю, если там не какие-нибудь гнусные разборки, там коррупция в Вологодской области, то все особенно культурные программы слушаю с большим удовольствием. Это просто некто… нектар для души. Но вряд ли ВВС вернутся к радиовещанию, потому что кадров нет уже. Это же всё создается, понимаете, как огород или как фруктовый сад. Его надо выращивать довольно долго. И то ВВС, на которое я пришел, эволюционно развивалось, но начало было положено там в 46-м году, понимаете, потому что… и они опирались на опыт большого ВВС. Так что это такая грустная история. Но ничего не сделаешь. Жизнь идет вперед. И, так сказать, надо делать то, что жизнь предоставляет возможным.

К. Ларина― Про Россию, конечно же, должны поговорить мы с Вами. У Вас вообще когда-то были иллюзии по поводу вообще пути развития нашей страны, потому что, конечно же, многие из уехавших из Советского Союза, а тут надо сказать опять же в скобках для детей, что в то время люди не могли просто… Захотел, уехал. Захотел, вернулся. Так не бывает. Тогда так не было. Объясняем мы вам. Тогда человек если уезжал из Советского Союза, то он всё равно что умирал для советских людей, и он исчезал, распылялся, как Оруэлл говорил. Да? А у Вас не было… Я не спрашиваю Вас, хотели бы вернуться. Это другой вопрос. Были ли у Вас иллюзии по поводу России, потому что многие из тех, кто уехал, всё-таки вернулись, особенно в эпоху Перестройки, вернулся Владимир Николаевич Войнович, вернулся Василий Павлович Аксёнов, ещё там можно каких-то очень известных людей назвать. А у Вас как с этим сложилось?

С. Новгородцев― У меня иллюзий никаких не было, но у меня было острое желание помочь морально как-то или душевно своей аудитории. Объясню, в чём тут дело. Я ездил на гастроли 12 разряд по России и видел всю изнанку провинциальной жизни. И я понимал, в каком… в каких тисках находится провинциальная молодёжь. С одной стороны партия и комсомол, с другой стороны родители, совершенно охмуренные советской властью. И поэтому я пытался их как-то, ну, составить им компанию. У меня был принцип такой про себя, что неважно о чём я передаю, какая там музыка, главное, что мы хорошо сидим, понимаете. И вот эту обстановку дружеского застолья я пытался создавать. Давалось мне это нелегко, потому что надо было какие-то шутки выдумывать, а я не по возрасту, не по культуре уже не в этом был строю. Поэтому я там сорокалетний дядька, а потом уже и пятидесятилетний, садился каждую неделю сочинять какие-то шутки, которых, так сказать, еще на свете не было. Шутки-минутки они у нас назывались. Ну, вот это получалось, потому что на пике программа насчитывала там до 25 миллионов слушателей по каким-то там подсчетам. Вот. Но я, проехав Россию, Советский Союз, прекрасно понимал, что система очень прочная, поскольку она была построена на отрицательном отборе сталинском, когда всё приличное, свободомыслящее, духовное и прочее было уничтожено под корень. И довольно был жестокий этот период 30-40-х годов, когда жизнь человеческая ничего не стоила. Но я в виде примера могу Вам привести просто внутренние разборки в КГБ, когда вчерашний начальник сегодня становился подследственным, и его теми же палками избивали, понимаете. И там 7 поколений в КГБ таких прошло. Или я однажды по какому-то делу зашёл на приём к человеку в Министерстве иностранных дел в Москве и, ожидая вызова, в вестибюле полистал книгу. У них есть скорбная книга такая слева от входа. Так это полная книга дипломатов уничтоженных советской властью, понимаете. Там они все записаны каллиграфическим почерком. Так что система била и по своим. Поэтому понятно было, что ничего там хорошего не произойдет. Почему? Просто коллективная карма ужасная у страны. И она должна изживаться только за счет новых поколений, за счёт каких-то явлений, которых раньше не было. И явления эти, надо сказать, появляются. Скажем, в моё время говорить о благотворительности было, ну, какое-то марсианское дело. Какая благотворительность, когда есть государство, которое всё знает, обо всех заботиться.

К. Ларина― И у всех всё есть.

С. Новгородцев― Да.

К. Ларина― Да, да, да.

С. Новгородцев― Сегодня благотворительность – это часть общая нашей жизни. Я, например, с большим пиететом отношусь к бывшей фотографине, журналистке Виктории Ивлевой, которая раз в неделю где-то там у Курского вокзала развешивает 50 пакетов с едой для бомжей, понимаете, достаёт где-то деньги и так далее. То есть в моё время это всё было совершенно немыслимо. Затем общая культура автомобильный езды заметно поднялась. На зебре, особенно в Москве, пешехода могут и пропустить. А раньше наезжали.

К. Ларина― Это правда. Да, да.

С. Новгородцев― А раньше наезжали просто без зазрения совести.

К. Ларина― Потому, что штрафуют. Потому, что это…

С. Новгородцев― Ну, неважно. Да.

К. Ларина― Ну, привыкли, привыкли. Я с Вами согласна. Да.

С. Новгородцев― Затем меня очень ободряет культура ваших этих платных машин, такси, там «Uber» и всякие другие, там «Яндекс»-машины. То есть вызываешь машину, чик-трак, через 5 минут она уже стоит, и водитель корректно себя ведёт, и шансон тебе не включает, и сигареткой не дымит и так далее. То есть в наше время это тоже была какая-то западная мечта, потому что за такси гонялись как сумасшедшие. И таксист был начальником жизни и делал всё, что хотел, не обращая на тебя никакого внимания. Так что жизнь потихонечку отвоевывает какие-то цивилизационные островки. Но что касается системы, то тут уж понятное дело, систему не изменишь, нужно ждать, пока она эволюционирует. И тут решай для себя всё, что хочешь. Хочешь, уезжай. Хочешь, оставайся. Люди, которые вернулись, которых Вы назвали, в основном работали с русским языком, и востребованность их на западе была очень ограниченной. Если бы я был там словесником или писателем, то наверняка бы тоже вернулся.

К. Ларина― Но Вы тоже с русским языком работали. Уж кто, кто…

С. Новгородцев― Да, но я же пришёл из музыкантов, понимаете. Я пришел на ВВС. Туда брали не писателей, не выдающихся мыслителей, а простых рабочих осликов – переводчиков. Мы… У нас титул был Programme Assistant. То есть ассистент по программам. И у нас работа поначалу была чисто переводческая. То есть редактор… ты шёл к редактору утром, а потом в обед. Он выдавал тебе какой-то кусок бумаги из телетайпа. Ты шёл к себе, либо к машинистке, если ты не хотел сам печатать. Диктовал я или печатал сам, шел в студию, записывался, или иногда часто шли в живой эфир, зачитывали свои переводы. Вот собственно и всё. И так у меня длилась почти первые два года. Потом видя мою явную неприязнь к политическим событиям, они перевели меня в отдел тематических передач. И там я даже сподобился повышение по службе получить в 82-м году, стал там мелким редактором. И я… делать, собственно говоря, мне было нечего, понимаете. Ты стал начальником, ты попадаешь в разреженное пространство, где надо генерировать идеи на будущее, а у меня особенных идей не было. Ну, я так помогал каким-то коллегам, которые считали, что они могут писать. Но потом пришёл к неутешительному выводу, циничному даже, что неравенство в мире существует, потому что у него есть для этого основания. Короче…

К. Ларина― А на Ваш взгляд… Да? Простите. Говорите.

С. Новгородцев― Ну, я… я там сидел у телефона. И он иногда звонил. И вот однажды позвонили с английского телевидения. Они ставили какой-то рассказ Солженицына «Случай на станции Кочетовка» и, конечно, не одно имя выговорить не могли. Там Тверитинов там… Тверитинов. Короче объяснять, помреживать по телефону, как говорить, в общем, не получилось. Она говорит: может Вы приедете? Ну, я приехал. Тем более что по правилам корпорации все внутренние работы не оплачиваются. То есть тебе отдают как бы рабочими часами, трудоднями как в колхозе. Я поехал туда, объяснял им имена, произношение. А потом актёр ведь лепит образ свой из того, что у него есть, из детства, там из наблюдений. А тут из нечего лепить. И вот я приехал…

К. Ларина― Им надо всё рассказать. Рассказать, что…

С. Новгородцев― … животвор…

К. Ларина― Да?

С. Новгородцев― Животворный источник прямо из Советского Союза. Короче они ко мне прилипли все и прямо ходили за мной как уточки молодые. Вот. Поскольку денег не платили, они говорят: ну, давайте мы вас выведем в титры. Ну, я понял, что в титрах… Времени очень мало читать эти самые титры. И поэтому взял самое короткое: просто консультант Сева. Ну, потом ко мне потянулись актёры, потом режиссёры. И так постепенно я ушел в голливудское кино. Не прерывая работы на BBC, откуда пришлось уйти в 84-м году, потому что халтуру стала мешать работе.

К. Ларина― Ну, кстати, уж если Вы про это заговорили, про консультации в кино, вот даже на сегодняшний момент, когда, казалось бы, всё для тебя есть, все возможности проверить источники, узнать как было по-настоящему, как выглядело какое-то конкретное место или какая-то конкретная, там не знаю, улица, или конкретное заведение, я имею в виду в Москве или где-то вообще в Советском Союзе, когда снимают фильмы такие ретро, всё равно такое количество ляпов, как будто сейчас опять времена этого самого… Как назывался фильм-то про Гудзон-то, где играл Крамаров? Я уж забыла. Да?

С. Новгородцев― «Москва – Гудзон».

К. Ларина― Вот «Москва – Гудзон». Да. То есть… То есть до такой степени. Редкие люди делают это так подробно, скрупулезно и уважительно по отношению к аудитории. Я могу привести пример потрясающий и для нашей страны, и русской аудитории – это «Чернобыль», сериал, который стал просто вот главным событием.

С. Новгородцев― Да. Это англичане, по-моему, делали.

К. Ларина― Да, да, да, да.

С. Новгородцев― Ну, англичане, они более продвинутые. Из фильмов, которые я делал, это с Барышниковым «Белые ночи», где он там с Грегори Хансом танцует. Вот я там провел полгода и, так сказать, скрупулезно пытался воссоздать, что американцы называют screen reality, но мы снимали вне Союза, поэтому ни асфальта нашего родного в щербинах, ни почтовой бумаги, ни бечёвок, ни покосившихся серых изб найти нигде невозможно. Но сибирскую деревню мы какую-то выкрасили шаровой краской. Аккуратненькое финское, значит, там поместье. Но всё это относительно. После того периода начался… вот после 91-го года был прорыв в этом плане. А именно начали брать просто русских актёров на работу. Но тут возникает тоже проблема. Он слишком аутентичный. И если есть второстепенные персонажи, которые всё-таки просочились из английского языка, то тут сразу возникает колоссальный контраст. Видно, что одно липовое, а другое настоящее.

К. Ларина― Да, да, да.

С. Новгородцев― Я угодил в фильм «Шпионы как и мы». Это такая была комедия, где там Дэн Эйкройд и прочее. И, значит, я играл там туркменского пограничника, который, значит, ловит американских шпионов.

К. Ларина― То есть Вы играли как актёр? Да? Да? Да?

С. Новгородцев― Да, как актер. Да, да. Я тогда пришёл…

К. Ларина― Туркменского.

С. Новгородцев― Я пришел туда как консультант. А этот режиссер Джон Лэндис, комедийный актер, у него есть такое… такой принцип. Он всё время в свои картины вставляет шутки, понятные только узкому кругу людей. Называется in-joke. То есть шутка для посвящённых. И он ко мне присматривался, там потом говорит: «Пойдем со мной». Посадил меня перед камерой и говорит: «Скажи что-нибудь». Ну, что может сказать мальчик, выросший в Советском Союзе, пионер и в комсомоле? Значит, я сел и сказал: «Шуршит по крыше снеговая крупка. На Спасской башне полночь бьют часы. Знакомая негаснущая трубка, чуть тронутые проседью усы». И он мне дал роль сразу.

К. Ларина― Прекрасно.

С. Новгородцев― Вот 2-м туркменским пограничником был известный прогрессивный югославо-греко-французский режиссер… Сейчас я вспомню его. Значит, который искал финансы для своей новой картины. И ему Джон Лэндис сказал, я тебе организую финансы, ты мне роль сыграй. И он какие-то начатки русского языка знал. Я говорю НРЗБ что-то такое пытался сделать. Но остальные актеры были американцы. И как я их там не тренировал, там всё равно это была страшная липа. Так что вот я Вам хочу просто показать сложности американского кинопроизводства и еще раз подчеркнуть, что Америка – страна большая, зацикленная сама на себя.

К. Ларина― Да.

С. Новгородцев― В Америке новость номер 1 в списке – это то, что произошло в округе, там 10 километров или 20 миль. Потом уже новости штата. Потом федеральные новости. А уж потом там, что останется из заграничной жизни.

К. Ларина― Ваше отношение к «Брекситу»?

С. Новгородцев― Это большая ошибка, я считаю. И это трагедия, которая определит не только будущее Англии, но и в каком-то смысле будущее Европы. Это курс на… на подъём национальных настроений, которые всегда ведут… ну, уже тенденция… Мы… Мы наблюдали неоднократно. В Англии националистов тоже полным-полно, но это примерно полстраны. Это провинция вся. На… А города настроены совершенно интернационально. И в Лондоне за Brexit голосовало мало довольно народу. Там была в чём ошибка? Что Дэвид Камерон, который разрешил или, значит, договорился с оппозиционерами об этом референдуме, не учёл настроения народа. А при лейбористской правительстве Тони Блэра очень была либеральная политика по перемещению рабочей силы. И в Англию хлынули люди, которые работают руками: столяры, плотники, каменщики, особенно водопроводчики, потому что английское водопроводное дело, оно, в общем, с одной стороны не хитрое, с другой стороны англичане в эту профессию идут в небольших очень количествах. И если у тебя из крана течёт, тебе никаких денег не жалко, чтоб водопроводчик всё это дело исправил. Водопроводчики зарабатывали большие деньги. И вот «польские» водопроводчики… Я оставлю это слово в кавычках, поскольку…

К. Ларина― Такое устойчивое выражение.

С. Новгородцев― … и румынами, и там югославами, кем угодно. Они заполонили страну. Но когда им хочется друг с другом поговорить даже в общественном месте, они естественно на родной язык переходят. А для англичанина нет ничего более оскорбительного, чем звук иностранного языка на своей родной английский территории. То есть он требует, чтобы все говорили на языке, понятном для него. У англичане вообще…

К. Ларина― Русские точно такие же. Точно такие же.

С. Новгородцев― Да.

К. Ларина― Учите…

С. Новгородцев― Ну, русские…

К. Ларина― Да.

С. Новгородцев― Русские хотя бы учат иностранные языки. А у англичан с этим делом довольно сложно, поскольку зачем англичанину учить языки, если куда бы ты не приехал, все говорят по-английски. И английское понятия разговора с иностранцем – это говорить медленно и громко, тогда тебя поймут. Короче возникла тихая оппозиция всему этому иностранному засилью. Поляки понаоткрывали своих магазинов, свои колбаски стали с чесноком кушать там и так далее, запахи пошли уже какие-то не те. Англичане чеснока не выносят на дух вообще! Это считается верх неприличия, вроде как без очереди лезть. И поскольку англичане – народ сдержанный и воспитанный, то они жаловались может быть, друг другу в каких-то частных беседах, но и всё. Говорить об этом публично считалось даже непристойным. Но когда появилась возможность взять казённый карандаш и поставить в соответствующей графе свой жирный крест, все это сделали. Так и получилось, что 17 миллионов были за Brexit, а 16 против. С небольшим перевесом брекситёры победили. И страну ломало там потом 4 года, но в конце концов вот скоро всё это разрешится.

К. Ларина― Про чеснок Вы меня удивили. У меня есть подруга, которую Вы наверняка знаете, Маша Слоним, которая…

С. Новгородцев― А то!

К. Ларина― Да. Живет…

С. Новгородцев― … родственница.

К. Ларина― Да. Живет сейчас… вот уже какой год живет, вернулась домой в Англию. Она питается исключительно черемшой, которую косит там у себя как зайцы трын-траву. Так что, видите, не все англичане одинаковые.

С. Новгородцев― Нет, ну, Маша, кстати, она у нас ведь одна из единственных титулованных аристократок. Она леди Филлимор. И я был свидетелем всех этих перипетий её замужества за лордом Филлимором. Там и всё-всё-всё. Все эти годы как бы мы поддерживали связь. Так что Маша… Да. Но Маша как настоящая аристократка духа вынуждена была терпеть, не подавая виду, это только англичане такое умеют, все его жуткие излишества, алкоголизм, там наркоманию. И она его, в общем, вывела на ровные рельсы. И семья Филлиморов ей очень за это признательна до сих пор. Но они ей вот этот дом купили нынешний. Да.

К. Ларина― Сева, Вы много пишите в «Фейсбуке» и пишите… Это явно книга. Это не просто так, заметки фенолога. Да? Это очевидно книга. И уже не 1-я. Еще я знаю то, что Вы записываете такой типа подкаст… Или как мы это называем сейчас?

С. Новгородцев― Да.

К. Ларина― Да? Когда Вы записываете сами свою книжку. Вот насколько сегодня востребован вот этот жанр подкаста, я к нему никак не могу пока ещё привыкнуть, всё. Это какое-то для меня не… недорадио. Я не очень понимаю, что это такое.

С. Новгородцев― Ну, да. Но меня в «Facebook» сподвинула Мария Арбатова. Она когда-то у меня была в Лондоне в квартире, брала еще, так сказать, на ранней стадии ее творчества интервью и, видимо, какие-то тёплые чувства ко мне сохранила. Она сказала, вот давайте тут у вас возможно. И получилось. Ну, что получилось? У меня на сегодняшний день 5 тысяч друзей и 20 с половиной тысяч подписчиков. Но это… Я его называю «огород». Его надо всё время пропалывать, возделывать…

К. Ларина― Да.

С. Новгородцев― Каждый день им чего-нибудь подкладывать, чтобы почитать. И я вот в этот огород вбрасываю свои подкасты и куски своих книг. У меня есть сайт там seva.ru, на котором сделали магазин. Ну, это всё из фан-клуба выросло. А магазин, значит, сделал программист, один из людей, который 20 там с лишним лет этот веб-сайт бесплатно ведет. Вот. И в этом магазине продаётся по принципу, сколько вам не жалко. То есть есть рекомендованная цена, конечно, но мы не настаиваем. И народ поэтому чувствует себя свободно. Но большинство, 90% как бы платят рекомендованные суммы. Деньги небольшие. На них не проживешь. Но по крайней мере я не связан с издателями, которые никогда тебе не заплатят или отдадут аванс, а потом с концами. Вот мне не нужно отслеживать тиражи продаж. Всё у нас своё, домашнее. Знаете, в кладовку спустился, копченую ногу свиньи взял, значит, сготовил, гостей угостил. Вот у нас такой принцип. Так что всё это пока идёт в небольших относительно масштабах. Но у меня радует, что это всё своё, что всё это электронное, что всё это летает по воздуху. И что главное – люди, которые книги покупают, они покупают их не просто так, а с душевным отношением. Многие как бы платят долги за счастливое детство. Так что вот Вам мой рецепт.

К. Ларина― Ну, вот смотрите, у нас прекрасная кода. Вы поняли, дорогие друзья, что мне остаётся сделать? Только пригласить всех, кто еще не подписался на «Facebook» Севы Новгородцева, сделать это. Вы не пожалеете. Просто получите удовольствие от как… блестящего русского языка. Это просто редкость большая в наших местах. Увы! Сева, огромное Вам спасибо за этот разговор. Мы ни разу не произнесли фамилию Путина. Обратите внимание, дорогие друзья. Потому, что жизнь как… круче, чем Путин. Спасибо Вам большое. Я желаю Вам здоровья, успеха, удачи. И всегда рада Вас видеть и слышать.

С. Новгородцев― Успеха «Дифирамбу»!

К. Ларина― Спасибо, дорогой.

видео: Youtube / Эхо Москвы / Дифирамб / Сева Новгородцев, легенда радио BBC // 24.05.20