Председатель Союза журналистов России Владимир Соловьев: «Если бы правительство понимало, что СМИ так хорошо переживут пандемию, помощи, скорее всего, отрасль бы не получила»

В Петербурге в пятницу 23 октября прошел традиционный Форум СМИ Северо-Запада. Одним из его гостей стал председатель Союза журналистов России Владимир Соловьев. «Лениздат» поговорил с ним о последних громких делах журналистов и о ситуации в отрасли на фоне коронавируса.

- Когда мы с вами общались в прошлый раз, два года назад, на повестке дня стоял вопрос открытия в Петербурге отделения СЖР. Оно открылось, год назад. Сейчас хочу спросить про судьбу областного отделения. Де-юре оно существует, причем появилось еще раньше городского, но де-факто как будто и нет его. Что происходит?

- Да, отделение Союза журналистов России в Ленобласти было создано в прошлом году, его возглавила Елена Кострова (главный редактор сосновоборской газеты «Маяк» - ред.). У них образовался актив отделения, они приезжали к нам на форум «Вся Россия» в 2019-м. И мы сообщали, что теперь коллеги в области могут вступать в СЖР у себя в регионе. Но случился недостаток взаимопонимания с руководством области. Мы обращались с ним просьбой, чтобы Союзу было предоставлено какое-то помещение, чтобы оказали помощь со стороны властей. Пока эти вопросы остались без ответа. В отделении уже сменился руководитель. Им стал директор «Сясь-ТВ» Михаил Компа. Мы надеемся, что отделение СЖР в области все же подхватит прекрасную тенденцию, которую начали наши коллеги в Петербурге. Петербургское отделение по итогам конкурса у нас одно из лучших, одно из самых активных, при том, что оно и самое молодое. Хотя в городе и области есть отдельный Союз журналистов Петербурга и Ленобласти.

- С которым, несмотря на долгие переговоры и обсуждения, объединения так и не случилось…

- Руководитель Союза журналистов Петербурга и области Людмила Фомичёва выступала на съезде СЖР, где меня избрали председателем в 2017 году, говорила о возможности вступления в наш Союз на правах юридического лица. Эта идея хорошая, мы ее поддерживаем, но мы тогда не могли это сделать, юридически не имели права. Но прошло время, Минюст разрешил такие включения. На ближайшем съезде, который у нас состоится через два года, мы должны будем проголосовать за то, чтобы в наш Союз могли вступать юридические лица. Я надеюсь, что коллеги поддержат это положение, и к нам присоединятся, по крайней мере, два региональных Союза, которые уже приняли на своих съездах такое решение. Это Союз журналистов Москвы и Союз журналистов Татарстана. Сейчас в обоих регионах параллельно существуют и независимые союзы, и наши отделения. Через два года произойдет окончательно объединение. Мы были бы рады, если бы и Союз журналистов Санкт-Петербурга и Ленинградской области таким же образом к нам присоединился. Но есть другой нюанс – это должен быть Союз одного региона. Насколько я знаю, на съезде союза Петербурга и Ленобласти было решено, что они остаются союзом журналистов двух регионов, невзирая на то, что при этом они не смогут вступит в СЖР. Это их решение. Мы его уважаем, никаких проблем не видим. Все подобные организации занимаются защитой журналистов, и если мы что-то не заметим, они смогут защитить – это хорошо.

- Про коронавирус, от которого никуда не деться, о чем бы ни говорили: у вас есть данные, сколько изданий все-таки закрылись из-за него? В начале пандемии были панические настроения, что ее не переживут многие редакции. Все так плохо или оказалось не так и страшно?

- Действительно пережили. Когда начались самые тяжёлые времена весной, мы провели исследование, в котором приняли участие 600 СМИ страны, в основном печатных. Мы изучали, как упал рекламный рынок, как снизились тиражи, что происходило с увольнениями. С результатами этого исследования я выступал на заседании комитета по информационной политике, информационным технологиям и связи Госдумы, после чего не только от нас, но и от ассоциации телерадиовещателей, от Торгово-промышленной палаты, от других объединений пошли запросы в правительство на включение СМИ в перечень наиболее пострадавших отраслей. И такое решение было приято. На тот момент мы думали, что выйдем мы из этого тяжелого экономического кризиса с большими потерями, потому что СМИ как люди – рождаются, живут и, к сожалению, умирают. И мы предполагали, что умрет несколько сотен СМИ в стране. Но была оказана помощь правительства. Ею воспользовались очень многие издания, как я не раз говорил – от «Мурзилки» до «Дождя». Во-вторых, люди у нас сообразительные и очень быстро находят выход из любой критической ситуации. И к концу лета стало понятно, что отрасль в целом прошла это критическое время достаточно хорошо. Часть СМИ были потеряны – но это единицы, а не сотни, как мы предполагали. По информации из Министерства цифрового развития, я могу сказать, что мы запрыгнули в последний вагон с включением в перечень наиболее пострадавших отраслей. И если бы правительство понимало, что СМИ так хорошо переживут пандемию, помощи, скорее всего, отрасль бы не получила.

- Кроме коронавируса, какие, на ваш взгляд, сейчас самые острые проблемы, которыми занимается СЖР?

- Видимая часть нашей работы – награждать наших коллег. Это важно, потому что люди творческие, ранимые, они хотят оценки своей работы. Это самая приятная часть нашей работы, а самая главная – отстаивать свободу слова и распространения информации. У нас в этом году активно заработал центр мониторинга нарушения прав журналистов - protectmedia.org. У нас запустился Центр правовой защиты журналистов во главе с опытным юристом Анной Белозеровой. Она у нас «следователь по особо важным делам». Главная наша работа – это защита журналистов. Каждый день я подписываю несколько обращений в Прокуратуру, Следственный комитет, руководителям регионов, которые иногда забывают, что у нас в стране цензура запрещена конституцией, что у нас есть закон «О СМИ», есть статья 144 УК РФ – «воспрепятствование деятельности журналиста», по которой можно сесть на срок до шести лет. И когда мы об этом напоминаем, многие удивляются: «Как это так? Вот у меня газета в районе, и раз я им деньги даю, пусть они пишут, что я им скажу. А если редактор неправильный, я его выгоню. Поставлю своего брата-свата». Дела Голунова известно всей стране, но есть огромное количество других дел, о которых мало кто знает. У нас их по несколько в месяц, чуть ли не каждую неделю новое. Эта работа незаметная, но именно таким людям, журналистам небольших изданий, и надо помогать. Потому что в Москве известного журналиста с именем и так все защитят.

- Сейчас как раз в Москве тоже разворачивает громкое дело – обвинение в госизмене в отношении Ивана Сафронова, его защищает команда адвокатов.

- Его защищают, да. Хотя в принципе он уже не журналист, он бывший журналист, а сейчас сотрудник Роскосмоса. В СЖР мы, кстати, единственные (даже СПЧ, в который я вхожу, не придумал, что делать с делом Сафронова), когда его арестовали, направили бумагу главе ФСБ Александру Бортникову с просьбой разъяснить, является ли причиной задержания Сафронова его журналистская деятельность. Нам через три недели ответил руководитель центра общественных связей ФСБ, что нет – не является.

- Вы в это верите?

- Есть некоторые сомнения. И мы бы, конечно, хотели, чтобы это громкое дело все-таки было должным образом прокомментировано стороной обвинения. Понятно, что есть секретные элементы в этих делах, но все-таки журналистскому сообществу хотелось бы понимать, в чем Ивана обвиняют.

- Другое не менее резонансное и еще более трагичное происшествие – гибель журналистки из Нижнего Новгорода Ирины Славиной. СЖР сейчас как-то участвует в этом деле?

- Тут, конечно, можно только посочувствовать и выразить соболезнования родным, близким и соратникам Ирины. Во многом она, наверное, не столько журналист, сколько политический активист. Мы в СЖР несколько раз пытались выяснить через наше отделение в Нижнем Новгороде, насколько у нее были веские причины для такого самоубийства. Те, кто близко ее знал, говорят, что у нее не было весомых семейных проблем, вероятно, не было тяжелых заболеваний, и то, что касается следствия, ставшего поводом для обыска у Ирины, – еще раз выясняли и проверяли: ей не грозил ни арест, ни что-то другое столь же серьезное. То есть единственное, что вызвало у нее такую психологическую реакцию – это именно обыск, когда к ней вломились рано утром и достаточно жестко изымали вещи. Мы направили письмо в Следственный комитет и Прокуратуру с просьбой разъяснить, насколько необходим был такой обыск и такие действия следователей для этого следствия. И мы потребовали разобраться в случившемся. Ответа пока не получили.

- И еще одно дело, о котором тоже не получается забыть. Новый повод вспомнить о гибели съемочной группы в ЦАР два года назад: бизнесмен Евгений Пригожин подал в суд на журналиста Максима Шевченко, который не раз говорил о причастности «кремлевского повара» к убийству Джемаля, Расторгуева и Радченко в ЦАР.

- Психологическое состояние как Шевченко, так и Пригожина я комментировать не буду. Я с ними лично не знаком, ни с одним, ни с другим. А ситуацию, связанную с гибелью журналистов в ЦАР, мы подробно изучали, общались с родственниками погибших, с фигурантами этого дела. Я точно знаю, так как сам был военным журналистом, что все погибшие были очень опытными журналистами, прошли горячие точки, и в принципе они должны были как-то логически правильно готовиться к этой поездке, крайне опасной, да еще с большими деньгами и дорогой аппаратурой, к тому же ночью. По сути то, что они сделали, равносильно самоубийству. А кто и по какому поводу их до этого довел, еще предстоит выяснить.

- Есть официальная точка зрения следствия, что все случившееся было ограблением, а убийцы – бандиты.

- Да, такая версия есть, но она достаточно сомнительна. Хотя в этих опасных странах действительно может произойти все что угодно, за 100, даже за 10 долларов могут убить, а у съемочной группы было несколько тысяч с собой. И ночью ехать по таким опасным районам – это действительно похоже на что-то близкое к самоубийству. Это, конечно, все еще надо расследовать. После того, как на разных сайтах появилось достаточно подробное расследование людей Ходорковского о случившемся, мы обратились в Следственный комитет с просьбой, если есть какие-то факты, которые можно открыть для общественности, сделать это. Журналистское сообщество должно понимать, как это все произошло. Но пока мы имеем то, что имеем. Однако еще многое может измениться.

- Думаете, может?

- А почему нет? Многие дела длятся десятилетиями. И когда-то, возможно, будут понятны заказчики многих политических убийств. Я, например, надеюсь, что будут найдены все факты, объясняющие, как погибли Виктор Ногин и Геннадий Куринной в Югославии в 1991-м, которых мы с Анатолием Кляном заменили. Буквально на днях общался с сыном Куринного Иваном, он прислал новые данные из Хорватии. И это все продолжается. Так и с делом об убийстве в ЦАР – еще не все закончено.