«Мой позывной – «Блокада!». История американки Мэри Рид, пережившей блокаду Ленинграда

«Лениздат» в год 75-летия победы в Великой Отечественной войне продолжает вспоминать, как работали журналисты в городе во время блокады. Журналисты и… журналистки. Самой известной, конечно, была Ольга Берггольц, выходившая к микрофону Дома Радио. Но кроме нее были и другие корреспондентки, литсотрудницы, работницы редакций. Одна из них и вовсе уникальный человек – американка Мэри Рид, пережившая в городе блокаду.

Мэри Рид иногда называют сестрой знаменитого американского журналиста Джона Рида, одного из основателей компартии в США, автора книги о революции в России «Десять дней, которые потрясли мир». Мэри его, конечно, знала и даже ходила на его выступления в Америке, но в родстве они все же не состояли. Хотя идейно Джон, конечно, на нее повлиял.

Мэри родилась в небольшом (в то время в нем жило чуть больше полутора тысяч человек) городке Сэндвич в 1897 году в семье выпускников Гарварда. Сама она также получила хорошее образование в юридическом колледже при университете, знала пять иностранных языков, включая русский. Услышав в 1919 году в Бостоне выступление того самого Джона Рида, Мэри прониклась идеями социализма, спустя три года вступила в компартию, а в 1927 году сама приехала в СССР в качестве корреспондента сразу трех изданий – Daily Worker, The New Masses и The Nation.

Уже через год Мэри вступила во Всесоюзную компартию большевиков и стала переводчицей в исполкоме Коминтерна. На деле это означало, что дорога домой ей закрыта. Вместе с Мэри в СССР жил и ее маленький сын Джон (конечно, названный в честь Джона Рида).

В 1934-м Мэри с Джоном перебрались в Ленинград. Американка нашла работу в «Государственном издательстве», стала редактором и консультантом по современной западной литературе. Как ни удивительно, в страшном 1937-м Рид не только пережила репрессии, но и получила советское гражданство. Она жила в доме на Караванной улице, успела познакомиться со многими представителями интеллигенции того времени. Но с началом войны отношение к ней резко изменилось.

Когда началась блокада Ленинграда, Джон Рид в первые дни попытался уйти на фронт, но ни в армию, ни в партизанские отряды его не взяли из-за происхождения. Он остался работать на заводе в Стрельне.

Сама Мэри Рид устроилась в Ленинградский радиокомитет. Она стала помощницей Ольги Берггольц, вместе с ней готовила радиопередачи. В конце 1941-го даже прозвучал сюжет с ее участием. Но вскоре положение ухудшилось. В 1942-м Рид осталась без работы.

«Мне стало ясно, что для меня нет места в их уютной схеме. Они даже не приняли от меня облигации в Фонд обороны…» - писала Мэри в своем дневнике.

И в то же время Берггольц и Георгий Макогоненко (будущий муж поэтессы) по мере сил пытались ей помочь. Они устроили ее в больницу. Георгий хлопотал о ее возвращении на радио или хотя бы к какой-то другой работе.

Филолог и литературовед Лидия Гинзбург в книге «Записки блокадного человека» описывала эпизод, как Макогоненко общался с сотрудницей Радиокомитета, некто З., заступаясь за Рид.

«M.: – С ней совершенно неправильно поступают. Она видный американский деятель, лично знакомый со всеми писателями Америки. Почему она не может написать им письмо…

– Конечно, она может написать. Но что касается видного деятеля, то боюсь, что вы спутали её с Джоном Ридом.

– Зачем. Она там знакома со всеми писателями. Если она написала письмо вообще со всякими чувствами – это бы звучало.

– А от неё не того хотят. Что она может написать о текущих вещах? Голодный человек, год лежала в дистрофическом состоянии. Что она знает? А все говорят о ней – она ничего не умеет…»

Кроме работы на радио, в первые месяцы войны Рид работала и для печати.

«В первые дни войны после продолжительной и тяжелой болезни я еще плохо себя чувствовала, а потому возможность что-нибудь делать для нужд армии для меня была ограничена: я подбирала материалы антифашистского содержания, почерпнутые из американской периодики, для местной печати и писала очерки», - позже вспоминала Мэри. Но вскоре и в этой работе ей отказали. В окруженном городе боялись любых связей с иностранцами, даже бывшими.

А в декабре 1941-го умер ее сын Джон. Он был ранен во время очередного обстрела завода в Стрельне, где он работал. Несмотря на травму, добирался до дома пешком, очень устал, промерз и вскоре скончался.

Удивительно, как Мэри сама смогла пережить блокаду. Она так и не эвакуировалась. Страдала от голода, от того, что оказалась никому не нужна.

В 1942-м она написала стихотворение «Письмо в Америку из осажденного города», начинающееся такими строчками:

«Вы! Там, в Америке!
Мой позывной — “Блокада!”
Понять ли вам?
Но я вам объясню.
Вам у светильников домашних
знать бы надо,
как предаются города огню…»

(Рид писала стихи только на английском. Перевод Ефима Шкловского)

После снятия блокады Рид смогла связаться с коллегами в США. В январе 1945-го в журнале Soviet Russia Today, который выпускался в Нью-Йорке, вышла ее колонка – «Американка в блокаде Ленинграда» (An American in the Siege of Leningrad). В материале Мэри пишет про погибшего сына, про борьбу советского народа, про разрушенные дома, но работающие заводы.

В июле 1945-го Рид решилась и написала Сталину письмо, в котором спрашивала вождя, не были ли напрасны все её жертвы, которые она принесла ради Советского Союза. Спустя три недели Мэри арестовали. А в феврале 1946-го она была приговорена «за антисоветскую пропаганду» к девяти годам лишения свободы в исправительно-трудовом лагере в Ярославской области.

Свой срок она отбыла полностью. В 1954-м была переведена на поселение в посёлок Тума Клепиковского района Рязанской области. Там он прожила до начала 1970-х. И там до сих пор о ней помнят как об одной из выдающихся жительниц.

В 1956-м Рид была реабилитирована. В 1968-м стала пенсионеркой и часть денег отправляла в фонд помощи народу Вьетнама. В том же году она была награждена медалями «За доблестный труд» и «За оборону Ленинграда», которой она особо гордилась.

Ей выделяли в Туме квартиру, она отказалась в пользу бедной семьи; предлагали вернуться в Ленинград – отказалась; звали в США – объясняла, что СССР ей роднее и тут покоится ее сын.

В начале 1970-х Рид неудачно сломала ногу и почти лишилась возможности двигаться, как ни старались врачи. Ее забирают жить сначала в дом-интернат в Рязанской области, а затем переводят в пансионат в подмосковном Переделкино. В 1971-м Мэри Рид перевела на английский стихотворение Пушкина «Во глубине сибирских руд…» и передала его в калифорнийскую тюрьму в поддержку правозащитницы Анджелы Дэвис.

В Переделкино Рид и скончалась в 1972-м. Она была похоронена на местном кладбище, на участке для большевиков. На надгробной плите высечена автоэпитафия: «Всесильна жизнь — оружие героев».