Совсем не музыкальная история. О судьбе рок-динозавров 80-х

Мамонов ни символом эпохи, ни героем поколения себя не видел. Просто изливал свою душу, свою боль, совершенно не заботясь о продвижении своей продукции на музыкальный рынок в более-менее удобоваримом виде. Поэтому «Звуки Му», выйдя из подполья, хоть и доехали до Англии, но предпочли расстаться, понимая, насколько нелепо исповедоваться на стадионах, да ещё и получать за это гонорары в валюте.

Прошедшим летом я впервые после длительного перерыва, вызванного пандемией, побывал в Питере. Не потехи ради – мне пришлось пережить ещё одну глазную операцию. И, возвращаясь домой на поезде, надев по привычке наушники и настроив приемник на волну «Эха Москвы», вдруг понял, что чего-то важного не хватает. В течение последних восьми лет ровно в полночь, сразу после новостей обычно начиналась программа «Золотая полка».

После нескольких бодрых блюзовых аккордов глуховатый голос ведущего приветливо произносил: «Здравствуйте, друзья!..» И ещё в течение примерно получаса – пока поезд не пересекал границу Ленинградской области и эховский сигнал не растворялся в монотонном шипении эфира, я полудремал под хрестоматийные джазовые и рок-н-ролльные хиты, чувствуя себя уютно и спокойно. Затем однообразный перестук колес, покачивание вагона и тихое поскрипывание, похожее на шелест древнего винилового диска, окончательно меня убаюкивали, а наутро за окном уже мелькали родные карельские пейзажи, от которых до моих собственных «золотых полок» было рукой подать. В этот раз всё было на своих привычных местах, всё шло по давно заученному расписанию, и только передачи не было. И никогда больше не будет, ибо её бессменный – но, увы, не бессмертный ведущий Пётр Николаевич Мамонов покинул наш мир в самом начале лета.

Текущий год вообще открыл настоящую охоту на бывших участников группы «Звуки Му». В марте экс-басист, аранжировщик, и фактический создатель коллектива Александр Липницкий трагически погиб во время лыжной прогулки. Ушёл красиво, сразу объяснив о себе всё даже тем, кто ничего о нём не знал – ибо человек, бросающийся в полынью, чтобы спасти свою собаку, в принципе не может быть плохим. А лидер группы три месяца спустя разделил судьбу тысяч соотечественников, убитых коронавирусом. Как играл на сцене простого человека из толпы, так и умер – одним из многих. Чем, впрочем, ещё раз подтвердил нестандартность своего творчества.

Вот чем как обычно, отмечается уход в мир иной рок-легенд – как отечественных, так и мировых, которых в последние годы мы потеряли немало? Пафосные концерты-мемориалы, транслируемые главными телеканалами, сделанные наспех диски-трибъюты, на которых перепеваются в более или менее удобоваримых версиях хиты усопшего, глубокомысленные эссе в прессе, перенасыщенные «пророческими» цитатами, ток-шоу, на которых бывшие жёны, любовницы, дети и ещё невесть кто дерутся за наследство…

Ни Малахов, ни его многочисленные клоны не удосужились посвятить Мамонову ни единого выпуска своих передач. Мы лучше поговорим о том, как Волочкова описалась или о новых кухонных разборках у Алибасова. Судьбы людей по-настоящему глубоких, полные реальных, а не придуманных драм, «желтушников» волнуют мало. Точно так же и большой шоу-бизнес давно уже отгородился непроницаемой стеной от всего незаурядного, сложного, вытаскивающего публику из зоны комфорта. Недаром же, узнав о смерти Мамонова, я почему-то первым делом захотел переслушать одну из самых страшных его песен – «Консервный нож», от героя которой миру остается только коряво нацарапанное на кухонном столе имя:

Кто же здесь жил
Кто не живет
Коля ко-ля-ля-ля коля

Если подумать, то именно такая судьба постигла не только конкретного персонажа песни, но и самую, наверное, интеллигентную часть советского рока, доставшуюся нам в наследство от 80-х годов – ту, что я бы назвал «московским андеграундом» или «московским концептуализмом». И от мысли об этом становится предельно грустно.

Честно говоря, я никогда не любил и не понимал Москву, несмотря даже на некоторое количество хороших знакомых, живших там. Суетливая, прагматичная, торгашеская, любящая понты и учащая всех любить Родину, от которой всегда была безнадежно далека… Попадая туда, я всегда ощущал что-то вроде кислородного голодания и удивлялся, как там можно прожить всю жизнь, как в этом ритме может существовать человек, умеющий мечтать, творить, влюбляться? То ли дело город на Неве, кажущийся мрачным только тем, кто знает его по романам Достоевского, а мне вспоминающийся почему-то всегда летним, солнечным, отражающим синее небо и старинные дворцы в лениво бьющейся о гранитную набережную невской волне. Там ещё многое напоминает о детстве, тамошние люди мне понятны и близки по духу, и корни многих моих культурных интересов, взглядов, пристрастий проросли именно оттуда.

Однако в моих музыкальных вкусах в последние годы случился странный переворот. Да, я по-прежнему с нетерпением жду новых альбомов «Аквариума», «Пикника», «Выхода», «АукцЫона», «Телевизора», «Алисы», не сомневаясь, что в каждом найду хотя бы по две-три хороших композиции. Однако в этом пристальном интересе есть очень много от ностальгии, от благодарности людям, которые когда-то в юности открыли мне целый мир и проговорили вслух то, о чём я не решался даже думать наедине с собой. Мне же нынешнему, знающему об искусстве куда больше, чем сорок лет назад если и интересно переслушивать каких-то «восьмидесятников» — то в основном москвичей, причём тех, что не лезут ни в какие радиоформаты.

Скажем, самая любимая моя московская группа – это «ДК», принадлежит к течению, громко заявившему о себе на Западе, но у нас почти никак не аукнувшемуся — Rock in Opposition. Как это всё слушать и какое это отношение имеет к музыке, нынешней молодежи не разъяснишь. В самые глухие советские годы на подпольных студиях ребятами было записано более трёх десятков альбомов, представлявших собой невообразимую смесь панка, пародий на комсомольские ВИА, дворового блатняка и фри-джазовых импровизаций. Причем музыкальный материал перемежался чтением стихов и хитро смонтированными коллажами из фрагментов фильмов, радиопередач, популярных мелодий и речей известных исторических личностей.

Среди ленинградцев считалось хорошим тоном люто ненавидеть «ДК», и понятно за что – более неромантичного творчества представить себе невозможно. Мы ждём перемен, а кто-то смеет ставить ребром неудобный вопрос: а достоин ли мелочный и хамоватый совковый обыватель абсолютно какой-то иной жизни? Время показало, что вопрос был далеко не праздным, но в постсоветской реальности места для группы не нашлось. Кто-то из музыкантов завязал с музыкой, кто-то спился, кто-то погиб при невыясненных обстоятельствах, а бывший лидер и идеолог Сергей Жариков продолжает губить свою репутацию, рассказывая налево и направо о своем сотрудничестве с КГБ и участии в раскрутке Жириновского – причем, в его откровениях искусно перемешиваются откровенно провокационные фейки и реальные факты, о которых многие предпочли бы забыть.

Или жариковский антипод Василий Шумов – лидер не менее плодовитой группы «Центр». Утонченный эстет, сочинивший целые циклы песен на стихи Артюра Рембо, предшественник всего гламурного «рокопопса» 90-х, испытывавший антипатию к любому героическому пафосу и рутине повседневной жизни. Именно «Центру», которому в 1989 году одному из первых представилась возможность выехать на Запад, удалось во Франции записать лучшую из русскоязычных рок-пластинок, когда-либо выходивших за рубежом.

Последние лет тридцать Василий прожил в Америке, экспериментируя в самых разных стилях. Альбомы его, появляющиеся с завидной регулярностью, на родине практически не рекламируются и доступны только очень узкому кругу старых поклонников. Степень социальной остроты некоторых песен производит такое впечатление, будто автор никуда не эмигрировал и ходит где-то среди нас, хотя и западному капиталистическому миру от него достается достаточно крепко. В 80-х Шумов многим казался столичным мажором, сейчас же он для российского шоу-бизнеса почти иностранец. И мало кто помнит, что «Наше радио» — единственная радиостанция, ориентированная на русский рок, обязана своим названием хиту «Центра» «Всё наше навсегда» с пластинки «Сделано в Париже».

Или «Вежливый отказ» — группа, чьи диски я ставлю на проигрыватель, чувствуя мощное внутреннее сопротивление… Сложная, многослойная музыка, в которой можно найти отзвуки и классики, и джаза, и фольклора разных народов, тяжеловесные многословные тексты, перенасыщенные метафорами – всё это и по отдельности воспринимается тяжеловато, а в соединении вообще взрывает мозг изнутри. Но все-таки погрузившись в мир, созданный певцом и автором большинства песен Романом Сусловым, возвращаться в реальную действительность ещё тяжелее, настолько все вокруг начинает казаться плоским и блеклым. В последние лет тридцать Суслов так плотно занимался бизнесом — разведением элитных пород лошадей, что продюсерам, предлагавшим участие в престижных музыкальных проектах, мог ответить отказом: «Тут скакунов продавать пора!..» Из-за отсутствия рекламы его популярность практически находится на том же подпольном уровне, что и в 86-м году, хотя могла бы быть и шире.

А многие ли вспоминают гитариста и композитора Андрея Сучилина, умершего несколько лет назад в страшных муках от неизлечимой болезни? По сути, от его группы «До мажор» остался лишь один альбом – «Ноэма», настолько новаторский и гениальный, что и 30 лет спустя его слушаешь как послание из будущего.

А многим ли ещё что-то говорят такие названия, как «Нюанс», «Ночной проспект», «Матросская тишина», «Французское сопротивление», «Николай Коперник», «НИИ косметики»? Да, далеко не все рок-динозавры вымерли. Всё ещё дымит «Крематорий», скандалит и хулиганит «Ногу свело», «Мегаполис» продолжает выпускать новые, абсолютно некоммерческие программы, Инна Желанная свои фольклорные эксперименты не забросила, и непотопляемый Гарик Сукачев напоминает о себе. Но все они давно уже работают вполсилы, прекрасно зная, насколько непритязательны вкусы нынешней публики, и всё меньше похожи на те 80-е, которые помню я.

Лет пятнадцать назад я разговаривал с лидером фан-клуба одного из упомянутых выше исполнителей, издавшим неплохую книжку о своем кумире, о том, как непростительно мало у нас литературы о московском рок-андеграунде. Он согласился, что эту уходящую натуру действительно почти никто не описал, но добавил, что такие книги по большому счёту никому не нужны сейчас: «Это не хорошо и не плохо – такова жизнь!» К счастью, оказалось, что есть и другие мнения.

Тот же Липницкий, будучи профессиональным журналистом, в последние годы снимал биографические фильмы о самых значимых фигурах в истории русского рока, а также делал интервью с музыкантами в программе «Содержание», выходившей на радио «Finam FM». Большая часть выпусков программы сохранилась в Интернете целиком или фрагментарно, иногда даже в черновых немонтированных версиях. Бродишь по этой далеко не парадной портретной галерее и завидуешь человеку, сумевшему прожить в окружении такого количества талантливых друзей.

Интервью с Мамоновым в рамках «Содержания» почему-то не состоялось, да и в замечательном фильме о «Звуках Му» из серии «Еловая субмарина» о нём говорят всё в основном в третьем лице. Оно и понятно: труднее всего бывает интервьюировать тех, кого лучше всего знаешь. А Пётр Николаевич был сам по себе очень трудным собеседником – в том числе и для нас, слушателей!

Я — серый голубь. Я серый голубь.
Я самый плохой, я хуже тебя
Я самый ненужный, я гадость, я дрянь
ЗАТО Я УМЕЮ ЛЕТАТЬ!

Помню лёгкое разочарование, пережитое при первой встрече с записями «Звуков Му» — кажется, это был их дебютный магнитоальбом «Простые вещи». В 1988 году всё отечественное искусство представляло собой сплошную, выражаясь словами Юрия Коваля, «борьбу борьбы с борьбой». Степень крутизны художника измерялась тем, насколько далеко он посылал советскую власть. А причитания о том, что «ты ушла и я опять напьюсь» звучали так же архаично, как и начинающие уже пробиваться в эфир жалобные завывания Юры Шатунова и его подражателей. Тягостное впечатление усугублял и предельно примитивный аккомпанемент. Подумалось даже, что музыкантов «Звуков» вряд ли бы взяли аккомпаниаторами к блатарям с Брайтон-бич. Неужели слухи о самой скандальной группе из Московской Рок-лаборатории, регулярно отчебучивающей на сцене что-то из ряда вон выходящее, сильно преувеличены?

Всё объяснил образ лирического героя песен. Страна как раз активно обсуждала наконец-то официально опубликованную и у нас поэму Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки». И именно в мамоновских песнях, склеенных из семейных ссор, похмельных потоков сознания и уличных приключений бомжеватых маргиналов, послышался голос того же самого персонажа. Такого же одновременно циничного и ранимого, бездомного и обреченного на гибель, никогда не видевшего Кремля и все никак не могущего доехать до дорогих его сердцу Петушков.

Мамонов был самым, пожалуй, человечным из героев столичной рок-тусовки и самым взрослым. Наиболее органично его песни выглядели записанными вообще без группы, на квартирниках, под звон посуды, грохот передвигаемых стульев и бренчание расстроенной гитары, когда пение уже и не пение, а просто очень эмоциональный рассказ какого-то случайного попутчика о его нелегкой судьбе. Пётр Николаевич прочитал не меньше умных книг, чем Гребенщиков, но не претендовал на роль проповедника, дружил с Цоем – но ни символом эпохи, ни героем поколения себя не видел. Вообще, просто изливал свою душу, свою боль, совершенно не заботясь о продвижении своей продукции на музыкальный рынок в более-менее удобоваримом виде.

Поэтому «Звуки Му», выйдя из подполья, хоть и доехали до Англии с помощью друга и продюсера – Брайана Ино, но предпочли расстаться, понимая, насколько нелепо – исповедоваться на стадионах, да ещё и получать за это гонорары в валюте.

Петра Мамонова много снимали в кино, но, кажется, только Павел Лунгин смог предложить ему роли, рассказывавшие о том же самом, что и песни — только на другом языке. В результате сделанные ими вместе три фильма «Такси-блюз», «Царь» и «Остров» — как дантовские Чистилище, Ад и Рай, через которые проходит одна и та же он душа в разных земных воплощениях. Многие после фильма «Остров» удивлялись, как этот эпатажник посмел играть монаха? И вообще, как можно на старости лет, после такой бурной жизни вдруг удариться в религию и спрятаться в одну из достаточно отдаленных от центра деревень? Чего ему — знаменитому и успешному не хватало? На самом деле на протяжении всего жизненного пути Мамонов никогда не отклонялся от однажды выбранного курса. Однако, даже порвав с карьерой рок-звезды и уйдя в отшельничество, Петр Николаевич, кажется, так и не обрёл желанного покоя:

«целую ночь спишь…, то не спишь, целую ночь спишь, а то не спишь, то так, то этак, целую ночь спишь…, а то не спишь. раз на раз не приходится…»

Это уже из самых поздних мамоновских медитаций под монотонный гитарный перебор, издававшихся по старой памяти под вывеской «Звуков Му». Характерно название одного из альбомов того периода – «Великое молчание вагона метро». Мир за окном стремительно менялся, становился более компактным, опутываясь паутиной Интернета, а поговорить одинокому человеку было не с кем. И даже небеса молчали – а слышали ли его голос?..

Я знаю: сравнительно небольшая дискография «Звуков Му» в моём аудиоархиве всегда будет на почетном месте. Её не потеснит ни мода, ни новые имена, пришедшие на смену уже массово вымирающим ветеранам. Да, сейчас много талантливых ребят и девчат, выбравших рок-н-ролл главным делом своей жизни. Рискну даже сказать, что их гораздо больше, чем в годы моей юности. Среди них полно и виртуозных инструменталистов, и проникновенных лириков, и самоотверженных борцов за правду. Но не видно что-то новой музыки, больше похожей не на музыку, а на мою больную совесть. Некому меня, слушателя, схватить за шиворот, встряхнуть хорошенько и напомнить просто и ясно: «Источник заразы – это ты!»

Вот почему мне всегда будет не хватать такого явления, как Пётр Мамонов, и всего, с ним связанного. В своей мысленной летописи музыкальных событий я уже записал: в 2021 году закончилась история русского рока с человеческим лицом…