Радио времен апокалипсиса: ТОП-5 наиболее безумных русских радиопередач 1990-х

В наши дни каждому доступно бессчетное количество подкастов практически на любой вкус, но так было не всегда: в 1990-е и 2000-е их место занимали разговорные передачи обычного радио. В большинстве своем эти программы повторяли друг друга и состояли из незатейливых шуток вперемежку с музыкой, но было и нечто совершенно особенное: единицы нестандартных авторских радиошоу вошли в темный фонд русской культуры и обросли тысячами поклонников. Теперь у нас появился отличный повод напомнить о них — на днях одна из таких передач, аристократическо-макабрическая «Трансильвания беспокоит» Графа Хортицы, спустя два десятка лет внезапно возродилась под названием «Бесполезные ископаемые».

• «Трансильвания беспокоит». «Радио 101», 1995–2000.

• «Монморанси». «Эхо Москвы», «Серебряный дождь», 1992–2001.

• «Квачи прилетели». SNC, 1991–1992, «Серебряный дождь», 1996–2000.

• Finis Mundi. «Радио 101», 1996–1997.

• «Ваша любимая собака» / «Наша маленькая рыбка» / «Русский людоед». «Радио-1 Петроград», 1996.

От души радуемся за неподражаемого Георгия Осипова (по совместительству — постоянного автора «Ножа»), а заодно вспоминаем тех, кто шагал с ним рядом, но давно сбился с пути: поправшее все нормы приличия ток-шоу Александра Лаэртского «Монморанси», чудовищную мотологическую передачу ​​"Квачи прилетели" под управлением музыкантов группы «Тайм-Аут» и замогильно-апокалиптические радиоспектакли Александра Дугина и его друзей под общим названием Finis Mundi.

«Трансильвания беспокоит». «Радио 101», 1995–2000.

«Не надо упрямиться, иначе мы будем вас немножко беспокоить», — с этой фразы начинался каждый выпуск легендарной музыкальной радиопередачи Георгия Осипова (он же Граф Хортица), человека большого артистического таланта и непостижимой эрудиции. Передача называлась «Трансильвания беспокоит» (позднее была переименована в «Школу кадавров»).

По словам Осипова, когда он, темный культуртрегер и филофонист, соглашался поработать радиоведущим, то был уверен, что эта забава продлится не дольше пары месяцев: «Похохмили чуть-чуть, и хватит». В результате развлечение растянулось на годы и породило целую армию преданных поклонников, обязанных Графу Хортице беспримерным расширением культурных горизонтов.

Выпуски передачи «Трансильвания беспокоит» продолжительностью один час появлялись на «Радио 101» по ночам раз в неделю. В эфире Осипов сатанински хохотал, зачитывал жуткие отрывки из советской шпионской и западной остросюжетной литературы, подражал вампирам из классических хорроров с Кристофером Ли и, разумеется, знакомил слушателей с самой разнообразной музыкой: советским городским фольклором, прибалтийской эстрадой, зарубежным роком, психоделией, индастриалом, кантри, соулом и т. д.

Путешествие в музыкальную вселенную «Трансильвании» можно начать, например, с прослушивания вышедшего в 1996 году выпуска, доступного в сети под условным названием «Вуду» и посвященного темным связям рок-музыки с гаитянским вудуизмом. Из этой программы можно узнать, что вокалист Rainbow, Black Sabbath и Dio Ронни Джеймс Дио вылупился из снесенного Бабой-ягой яйца, что голос афроамериканского музыканта-эксцентрика Скримина Джея Хокинса в песне Little Demon напоминает «истерику культурного человека, которым пытаются овладеть на даче ожившие вдруг растения», а композиция Ju Ju Hand «некогда знаменитой среди советских маргиналов» джаз-группы Sam the Sham & the Pharaohs, несмотря на фривольную мелодию, отсылает к пугающему явлению — средневекому обычаю использовать левую руку висельника, дабы подчинять себе «кого следует».

В том же выпуске Осипов красочно описывает свою «настольную книгу» — роман братьев Фредерика и Филиппа Марселенов «Зверь гаитянских холмов». Вынесенный в заглавие романа зверь Сигуав наделен собачьими ушами, копытами, хвостом и «полными огня» глазами. Повинуясь воле колдуна Россини, Сигуав оскопляет прямо на свадьбе жениха приглянувшейся чернокнижнику девушки, вводит в запой богатого вдовца, «и даже шериф по имени Поликарп не в силах ему помешать».

Гарик Осипов всегда гипнотизировал любознательную публику своим умением вытаскивать на свет божий диковинки, никому больше не известные, и обнаруживать связи между на первый взгляд абсолютно разнородными вещами.

Так, в современной России нетрудно найти изрядное число поклонников Кроули, Лавкрафта и прочего «сатанизма и оккультизма». Можно при желании обнаружить и какое-то количество людей, продолжающих с упоением изучать творчество забытых советских прозаиков. Однако, по-видимому, лишь Граф Хортица в состоянии гармонично сочетать интерес к отдающему мизантропией западному макабру и любовь к малоизвестным артефактам культуры советской (в диапазоне от легендарного исполнителя городского фольклора Аркадия Северного до второ-, а то и третьеразрядных оттепельных писателей). К Адриано Челентано, кумиру советских дам бальзаковского возраста, и к деятелю оккультного киноавангарда Кеннету Энгеру. К утонченному вокалисту Скотту Уокеру и к исполнителю одесских куплетов Константину Беляеву. К создателю одной из самых знаменитых деструктивных сект ХХ века Чарльзу Мэнсону и советскому писателю-фронтовику Борису Балтеру.

«Любая яркая вещь, оригинальный исполнитель должны прозвучать, и они звучат у меня в программе. Every man and every woman is a star. В каком бы стиле они ни работали. Whitehouse и G.G. Allen, Джеймс Ласт и Борис Рубашкин. Нет плохого и хорошего. Есть сильное и слабое. И сильный — прав. Закон природы», — заявлял Осипов в интервью газете «Завтра».

Передачи Георгия Осипова, как и его мировоззрение в целом, придутся по вкусу явно не всем, однако они на это и не рассчитаны, да последнее и не важно — важен лишь исключительный талант Графа Хортицы, который беспокоил, беспокоит и будет беспокоить.

«Монморанси». «Эхо Москвы», «Серебряный дождь», 1992–2001.

«Монморанси» — авторская программа музыканта, трикстера и неистощимого выдумщика Александра Лаэртского — остается одним из самых ярких явлений за всю историю российского радиовещания.

Ко времени ее появления Лаэртский уже был известным рок-музыкантом, прославившимся исполнением песен на стихи собственного сочинения с огромным количеством юмора и ненормативной лексики. Популярность Лаэртского была такова, что руководство радиостанции «Эхо Москвы» предложило ему вести собственную радиопрограмму «Комендантский час», выходившую в эфир после полуночи, и разрешило нецензурно выражаться в прямом эфире. Вместо изначально заявленной продолжительности в 60 минут выпуски программы быстро начали растягиваться на несколько часов, а ее название Лаэртский сменил на более аристократичное.

Лаэртский приглашал к себе в студию известных деятелей культуры (за долгие годы деятельности программы ее гостями успели побывать колдун Юрий Лонго, писатель Эдуард Лимонов, живописец Никас Сафронов, музыканты Вадим Степанцов, Василий Шумов, Александр Минаев и Сергей «Паук» Троицкий, а также много других интереснейших людей) и вел с ними многочасовые беседы обо всем на свете. Выпуски «Монморанси» не были похожи на обычные интервью, ведь Лаэртский высказывал в эфире огромное количество веселой чепухи и подначивал к тому же собеседников, не забывая, впрочем, поговорить и о серьезных вещах.

Некоторые из эфиров Лаэртского представляли собой чистейший абсурд в духе телесюжета Сергея Курехина «Ленин — гриб».

Таковы, например, интервью с борющимся против вредоносного воздействия на людей статического электричества «профессором» Вениамином Карно или диалог с микологом-любителем Олегом Мягких, в ходе которого Лаэртский дегустирует реально существующий гриб мокруху еловую.

Придуманные Лаэртским мистификации исполнялись настолько мастерски, что на одну из них купился Эдуард Успенский: создатель «Каникул в Простоквашино» услышал в эфире «Монморанси» несуществующую группу «Катетер», воспевавшую радости мастурбации, и написал руководству «Эхо Москвы» нашумевшее письмо с требованием срочно запретить безнравственную передачу.

«В ночь с 19 на 20 февраля около 12 часов я слушал передачи станции „Эхо Москвы“. Выступала группа „Катетер“. Песня, которую они пели, содержала такие приблизительно слова: „Я мастер скоростного спуска…“, „…я быстро кончаю… рукой в унитаз…“, „…бабы, ешьте капусту, от этого у вас вырастают большие сиськи…“ И это в московском эфире совершенно спокойно. <…> Я годами пишу одну детскую книжку, будоражу в ребенке веселое и хорошее. А такая гадость по уважаемой радиостанции растлит его в течение десяти минут. Родители, к оружию!» — гневался классик детской литературы.

Не сумев распознать в радиоэфире шутку, кое в чем Эдуард Успенский все-таки оказался прав. Как нетрудно догадаться из его письма, даже в лихие девяностые программа Лаэртского часто казалась слишком провокационной, а в наши времена ее содержание и вовсе выглядит неполиткорректным и оскорбительным настолько, что мы даже не чувствуем себя в полном праве советовать «Монморанси» читателям «Ножа». Вместо этого мы лучше расскажем о том, каким категориям населения не стоит приближаться к отдельным ее выпускам.

Так, беременным женщинам и интеллигенции ни в коем случае не следует слушать беседу Лаэртского с поэтессой Алиной Витухновской.

Значительная часть этой программы посвящена вопросам деторождения, а довольно бесцеремонные вопросы радиослушателей вертятся вокруг того, неужели Алина действительно не хочет завести себе грудничка и что она будет делать без детей и мужа, осознав наступление старости. В студии также присутствуют абстрактные Мужчина и Женщина, периодически вмешивающиеся в ход разговора, а также обсуждаются принудительная стерилизация и пропаганда гомоэротики в качестве лекарств от перенаселения планеты. Что же касается интеллигенции, то последнюю может разозлить то, как «Черная икона русской литературы» проехалась в гостях у Лаэртского катком по одному из ее излюбленных занятий — чтению: «Я считаю, что вообще не надо читать книжек. Писать еще ладно, я очень с трудом понимаю, как можно писать книжки, но читать книжки это… это очень неправильное занятие. Оно лучше, чем заводить детей, но тоже как бы не стоит…»

Убежденным трезвенникам, вегетарианцам, а также людям, чьи религиозные чувства требуют к себе особенно бережного отношения, лучше воздержаться от прослушивания эфира «Монморанси» с поэтом Ильей Кормильцевым и диджеем Айратом Дашковым, предметом обсуждения которых стала семантика и метафизика сочетания водки, хрена и холодца. Как объясняет Лаэртский, триада этих продуктов символизирует собой маленькую модель мира, а Кормильцев обнаруживает в ней мифологические и религиозные коннотации, приходя к почти кощунственным отождествлениям.

Людям, не терпящим нецензурной брани и с подозрением относящимся к высокой культуре, мы бы порекомендовали воздержаться от прослушивания эфира «Монморанси» с выдающимся оперным певцом Эриком Курмангалиевым (существовавшим реально) и искусствоведом Эдуардом Гомоздой (существовавшим только в рамках этой передачи). О том, что изысканный эстет Курмангалиев приехал в студию в неестественно взбудораженном состоянии, можно догадаться уже по самому началу программы, когда в ответ на попытку Лаэртского представить своего гостя: «Это известный достаточно певец…», Эрик перебил его возмущенным возгласом: «Достаточно?! Ты *** ***!» [с ума сошел, блин. — Р.К.] Постепенно собеседники приходят к обсуждению левитирующих пенисов и вида со сцены Большого театра, на которой Курмангалиеву приходилось не раз выступать.

Воинствующим атеистам, прагматикам и сциентистам на пушечный выстрел не следует приближаться к интервью Александра Лаэртского с поэтом и алхимиком Евгением Головиным. Рассуждая о магической цивилизации прошлого, отстоящей от нас всего на несколько веков, мэтр российской метафизики делает в этой программе заявления, которые любому рационалисту, несомненно, покажутся пугающими и дикими: например, он утверждает, что камень — такое же живое существо, как человек, у египетских пирамид и индийских храмов не было строителей, потому что они росли как цветы, древние люди не знали никаких хворей, а дикий слон может самостоятельно излечить себя от любого заболевания.

Наконец, эфир «Монморанси» с Владимиром Жириновским лучше не слушать вообще никому, ведь на протяжении большей части этой программы два конгениальных мастера разговорного жанра задевают чувства едва ли не всех существовавших на тот момент социальных групп. Патриота своей страны и человека, мало-мальски обеспокоенного вопросами экологии, наверняка до глубины души возмутит предложение Жириновского превратить Россию в гигантский могильник ядерных отходов для всего мира, чтобы самим ее жителям переехать на вырученные за их хранение деньги на Багамы, в Арабские Эмираты или на Кипр. Человека социалистических взглядов покоробит сравнение депутата Шандыбина с левыми эсерами, а женщин — устало-пресыщенное и потребительское отношение к ним Владимира Вольфовича. «Мне всё надоело — я всё перебрал в этом мире, и мне уже противны все машины, аэропорты, чужие страны, пища, и вы, женщины, противны — потому что всё уже известно как что будет», — сетует Жириновский в конце беседы.

Всё это веселое и чрезвычайно талантливое безобразие продолжалось в эфире почти двадцать лет и даже выходило некоторое время на двух радиостанциях сразу: в 1996 году «Монморанси» транслировали одновременно и «Эхо Москвы», и «Серебряный дождь». Проблемы у культовой передачи начались то ли из-за либеральной цензуры, не простившей ее создателю приглашения в эфир представителей красно-коричневой оппозиции (по версии поклонников Лаэртского), то ли из-за неукротимого желания ведущего материться в прямом эфире и отказ признавать, что радиостанцию могут лишить за это лицензии (по версии главного редактора «Эха Москвы» Алексея Венедиктова).

Так или иначе, последней каплей, благодаря которой терпение Венедиктова лопнуло, стала публикация в газете «Завтра» беседы Лаэртского с Александром Прохановым под заголовком «До полной трепанации мозга», в ходе которой собеседники обсуждали, растут ли волосы руководителя «Эха Москвы» внутрь головы. Карьера Лаэртского как радиоведущего на этом закончилась.

«Квачи прилетели». SNC, 1991–1992, «Серебряный дождь», 1996–2000.

Популярный в конце прошлого века музыкальный коллектив «Тайм-Аут» — далеко не самая известная и, будем честны, не самая великая группа русского рока, однако ей удалось сформировать вокруг себя целый культ с запутанной мифологией и эзотерическими терминами, основанный на мотологическом учении.

Происхождение слова «мотология», если верить легенде, таково: в один прекрасный день сооснователь группы «Тайм-Аут» Павел Молчанов обнаружил на свалке расколотую на две части табличку с надписью «стоматология»: ту часть таблички, на которой красовалось буквенное сочетание «матология», Павел забрал себе и стал использовать это слово в качестве жизненного кредо. Позднее, когда популярность «Тайм-Аута» возросла, «а» в слове «матолог» решено было заменить на «о», дабы не вызывать у журналистов и владельцев радиостанций подозрений будто участники группы — фанаты нецензурной ругани.

Мотологическая мифология формировалась по мере того, как музыканты «Тайм-Аута» выступали в конце восьмидесятых с гастролями по городам Северного Кавказа и сталкивались с беспросветным абсурдом провинциальных гостиниц: в одной из них, например, не было крана в ванной, а в другой постояльцам предлагалась лишь половина унитаза.

Официальной же датой начала мотологического движения считается 29 мая 1991 года: день, когда музыканты Молчанов и Минаев пришли в эфир радио SNC и на протяжение часа поражали умы советского слушателя разнузданными несуразицами. Директору SNC Стасу Намину такое поведение очень понравилось, и он предложил музыкантам вести на радио собственную передачу, получившую название «Здрасьтенафиг! Квачи прилетели».

Квач — один из важнейших образов мотологической мифологии. Так называется существо будущего: птицерыба в валенках и с выменем. Благодаря наличию вымени Квач находится на полном самообеспечении — он питается молоком, которое сам же и производит.

Музыканты «Тайм-Аута» выходили в эфир под псевдонимами Акакий Назарыч Зирнбирнштейн и Торвлобнор Петрович Пуздой, рассказывали бредовые истории, отвечали на звонки радиослушателей, давая им бессмысленные советы по разным поводам, и исполняли песни собственного сочинения с названиями вроде «Где-то за лесом кактус гниет» и «Где мои винтики?»

«Через некоторое время в адрес мотологической передачи стали приходить целые мешки писем. Содержание было абсолютно разным, но попадались и гневные письма. В них просили закрыть передачу, а кто-то из Подмосковья даже требовал расстрелять радиоведущих перед райкомом партии своего города. Впрочем, популярность передачи „Здрасьтенафиг! Квачи прилетели!“ неуклонно росла, несмотря на эфир вне прайм-тайма. С 15:00 до 16:00 люди бросали работу ради прослушивания мотологических прогонов», — утверждает официальный сайт «Тайм-Аута».

После закрытия SNC в 1992 году Минаев и Молчанов помыкались некоторое время по разным радиостанциям, пока в 1996-м не обосновались прочно на «Серебряном дожде». Там передача о квачах просуществовала почти четыре года, а к составу ее ведущих присоединился Гагей Гагеевич Сикорский (Сергей Степанов). Несмотря на то, что таймаутовская передача пережила еще несколько инкарнаций с разными ведущими (последняя выходила в 2005–2006 годах под названием «На ход ноги» на радио «Юность»), именно период «Серебряного дождя» считается ее поклонниками золотым веком мотологического движения.

Одним из центральных элементов программы было чтение вслух «рассказок» про Зопуха: так в соответствии с представлениями музыкантов группы «Тайм-Аут» звали сына и земного наместника Жомы Головы — квачиного бога.

В созданном фантазией Минаева и Молчанова мире, где культ абсурда занял место религии, Зопух играл роль Мессии, а «рассказки» о нем соответствовали Священному писанию. Это несчастное существо «с выпученными дебильными глазами» постоянно влипало в бессмысленные и унижающие его достоинство приключения: то каталось на желтых слонах, при ближайшем рассмотрении оказывавшихся тараканами, то пыталось поцеловаться с женщиной по имени Сабир Алиевич, но не могло дотянуться даже до второго ее подбородка, а то и вовсе путешествовало на пиратском корабле, будучи подвешенным вместо флага.

Почему ежик с точки зрения квачей является беспонтовым зверем, дятел — мотологической птицей, а кукушка пользуется особенным почетом? Зачем каждый день нужно крутить фонарики несколько раз по полчаса и какой напиток следует употреблять для образования в теле приятной гибкости? Ответить на эти вопросы невозможно без глубокого погружения в контекст мотологической философии.

Если вы считаете себя человеком, открытым к экспериментам, непременно прослушайте весь архив радиопередач о квачах, перемежая их альбомами группы «Тайм-Аут». Что произойдет с вами дальше? Дальше, если верить Акакию Зирнбирнштейну и Торвлобнору Пуздою (а у нас нет никаких оснований им не верить), вы сами станет квачом. И останетесь им навсегда.

Finis Mundi. «Радио 101», 1996–1997.

Одиозный мыслитель и идеолог национал-большевизма Александр Дугин в 1990-е также успел попробовать себя в качестве радиоведущего на «Радио 101». Каждый из шестнадцати выпусков его авторской программы Finis Mundi (то есть «Конец мира») длился примерно час и представлял собой что-то вроде музыкального радиоспектакля, посвященного одной из ключевых фигур дугинского пантеона.

Первая программа цикла, разумеется, рассказывала про основателя философии традиционализма Рене Генона, «самого мрачного и глубокого, самого неожиданного и революционного человека нашего времени», по определению Дугина.

Иллюстрацией «страшного приговора Рене Генона», вынесенного им современной цивилизации, послужила «индустриальная музыка Дженезиса Пи-Орриджа»: песня Jesus Walk Down on the Water группы Psychic TV, если быть точным. Соседство неслучайное: Пи-Орридж, объяснял Дугин, «интересуется традиционализмом, так же как и весь индастриал и дарквэйв». Реальный Пи-Орридж интересовался скорее идеями оккультистов Кроули и Остина Османа Спейра, а также сатаниста Антона Шандора ЛаВея, чем неким «традиционализмом», но почему бы нам не простить мэтру эту небольшую неточность?

Знакомясь с рассуждениями Дугина в зрелом возрасте, трудно не заметить, сколь часты в них подобные преувеличения, умалчивания или откровенные передергивания. Четверть века назад, однако, выпуски Finis Mundi, несомненно, выполняли для массы людей важную культуртрегерскую функцию.

Так, слушатели «Радио 101» едва ли могли узнать из другого источника, что «вопреки дурдомовским и неостроумным конструкциям Энгельса» древние люди «были не неандертальскими идиотами, рассованными по пещерам и дубасящими друг друга палками, а ангелическими существами, голубоглазыми, высокими и чуждыми дурными помыслам» (Finis Mundi, № 7, «Герман Вирт»).

Без этой программы они едва ли узнали бы о существовании двух Россий, одна из которых вращается вокруг чиновника, обывателя, Петра I и Леонида Брежнева, а другая хоть и была стерта с лица земли, но чудом сохранилась «в темных и странных, мракобесных по видимости, таежных, лесных, сокровенных поселениях, скитах, деревнях, пустынях» (Finis Mundi, № 15, «Николай Клюев»).

И наконец, совсем уж маловероятной представляется возможность узнать в те годы без Finis Mundi о существовании румынского конспиролога Жана Парвулеско (тем более что согласно наиболее очевидной версии последний представляет собой литературную мистификацию самого Александра Гельевича) и о шокирующей встрече Дугина с одним из его «дублей» на парижском вокзале: «Дубль, снова начинается… Это плохо. <…> Конечно, меня там не было. В этот момент у меня как раз был слабый сердечный приступ» (Finis Mundi, № 10, «Жан Парвулеско»).

Догадаться, кто были герои остальных передач, нетрудно, если вы хоть немного знакомы с творчеством Александра Дугина: это православные мистики (архимандрит Киприан, Жан Бьес), консервативные мыслители (Петр Савицкий, Карл Хаусхофер), мастера «черной фантастики» (Густав Майринк, Жан Рэй), а также Фридрих Ницше, барон Унгерн, Мирча Элиаде и Ги Дебор.

Особый шарм программе Finis Mundi придавало ее мелодическое сопровождение: рассуждения о Кали-Юге и неминуемом конце западной цивилизации перемежались с дарк-фолком или индастриалом, ритуальной музыкой народов мира, сочинениями Верди, шведским блэк-металлом или записями малоизвестных рок-групп.

Столь эклектичный аудиоряд делает каждый выпуск Finis Mundi полноценным произведением концептуального искусства (ну, или историко-магической мистерией, если выражаться языком самого автора).

Черным бриллиантом в короне этих программ сверкает эфир, посвященный графу Лотреамону, который Дугин провел совместно с Георгием Осиповым и Евгением Головиным. Три темных интеллектуала в этой программе отправляются в опасное плавание по волнам океана, населенного гигантскими кракенами, крылатыми спрутами, похотливыми акулами и прочими порождениями безжалостной фантазии легендарного предтечи сюрреализма и декаданса: если у вас достаточно смелости и любопытства, можете рискнуть и отправиться вслед за ними.

«Ваша любимая собака» / «Наша маленькая рыбка» / «Русский людоед». «Радио-1 Петроград», 1996.

В особом представлении Cергей Курехин не нуждается: создатель «Поп-механики» и герой той самой микологической телепередачи скончался четверть века назад, но по сей день чувствует себя в медийном пространстве как дома. Своей неуемной деятельностью он как будто предвосхитил эпоху мемов и медиапранков, новые поклонники по-прежнему слетаются на свет его мерцающей идентичности, хотя далеко не все ее стороны в достаточной степени изучены. Например, до сего дня было прискорбно мало известно о Курехине-радиоведущем: он стал ведущим на «Радио-1 Петроград» в последние месяцы жизни и успел сделать не так много, но вполне достаточно, чтобы мы занялись этой темой отдельно. Абы кому такое не поручишь, поэтому «Нож» возложил данную серьезную миссию на плечи своего опытного специального корреспондента Довлетбия Тхагапсо.

Автоматизация мышления и восприятия жизни съедает вещи, платье, мебель, жену и страх войны — так сто лет назад писал Виктор Шкловский, патриарх русского формализма, видевший главную ценность искусства в остранении. Под остранением он понимал способность деавтоматизировать повседневность, возвращать в нее ощущение жизни.

Такое определение как никакое другое подходит для описания творческой активности Сергея Курехина. «Манифест новых магов», написанный Курехиным совместно с Александром Дугиным в 1995 году, с первых строк заявляет о кризисе искусства, выраженном в «отсутствии витальности» и «доминации чистого механицизма».

Искусство и жизнь для Курехина никогда не были противоположностями — он всегда стремился контрабандой протаскивать одно в другое.

Поэтому неудивительно, что эту стратегию он использовал не только внутри т. н. пространства искусства, но и за его пределами: Капитану претило быть пленником любого гетто, он был врагом четких идентификаций.

Либерализация и реформирование СМИ, начавшиеся в эпоху перестройки, открыли простор для курехинских медийных экспериментов. Курехин охотно появлялся в теле- и радиоэфирах, давал множество интервью самым разным газетам и журналам. Его появления в СМИ никогда не были придатком-комментарием к его деятельности в области конвенционального искусства. (Хотя о каких конвенциях можно говорить в случае «Поп-механики»? Что это — авангардный музыкальный театр? Мультимедийный перформанс-проект? «Праздничная народная галлюцинация»?) Он вторгался в медиа, чтобы дестабилизировать и расшатать привычное восприятие, остранить его. C долей условности Курехина можно вписать в традицию медийного партизанинга (от ситуационистов через The Yes Men и до аватаров Саши Барона Коэна), однако в отличие от всех них у Курехина отсутствовала дистанция, он всегда сливался со своим образом, не снимал маску.

Во всех известных медийных акциях Курехина он выступал в роли гостя/интервьюируемого. В «Пятом колесе» он рассказывал о том, что Ленин был не только грибом, но и радиоволной.

В эфире BBC-1 у Севы Новгородцева он признавался в том, что придумал перестройку и был тайным агентом ЦРУ, в передаче «Рок-урок» сообщал публике о передовом научном открытии: СПИД можно победить при помощи мещанства.

Однако у Курехина, несомненно, были и амбиции ведущего. Заявка на многосерийную телевизионную программу «Немой свидетель», опубликованная в одноименном сборнике, — лишнее тому подтверждение. В «Немом свидетеле» Курехин вместе с режиссером Дмитрием Месхиевым хотел представить нетрадиционный взгляд на историю музыки ХХ века, обратиться к оккультным, философским, структуралистским подходам. В 1996 году им даже удалось снять пилотный выпуск передачи, который был впервые показан спустя три года в дибровской «Антропологии».

Но если на телевидении Курехин так и не смог запустить авторский проект, то с радиоэфирами ему повезло больше. С февраля по май 1996 года Курехин вместе с питерским ди-джеем Александром Устиновым вел программу на «Радио-1 Петроград». Среди гостей были Сергей «Африка» Бугаев, Дмитрий Александрович Пригов, Александр Баширов. В интернете доступны записи восьми передач.

В мае, спустя несколько дней после записи последнего выпуска программы, Курехина госпитализировали с саркомой сердца — редчайшим заболеванием, от которого он скончался в начале июля.

Записи этих передач ценны не только возможностью послушать Курехина в последние месяцы его жизни. Прямой радиоэфир, в отличие от смонтированной телевизионной картинки, позволяет следить за живым курехинским умом и рождением «выходок»-мистификаций в режиме онлайн. Возможно, эти радиоопыты были экспериментальным полигоном для будущих проектов Курехина, которые, увы, так и не осуществились.

Поскольку в биографической литературе сколько-нибудь подробная информации о курехинской радиопередаче отсутствует, мы связались с Александром Устиновым, соведущим Курехина, и попросили восполнить этот пробел.

Александр Устинов, соведущий Сергея Курехина по передаче «Ваша любимая собака» / «Наша маленькая рыбка» / «Русский людоед»:

«В начале надо сказать пару слов о том, что происходило в Питере в то время. В конце осени 1993 года я устроился работать на российско-американскую радиостанцию „Радио-1 Петроград“. Там мы с коллегой вели передачу „Русский рок“, куда приходили как начинающие, так и уже известные на всю Россию музыканты. Программа выходила по средам, вечером. Обычно это были просто разговоры с музыкантами, перемежающиеся песнями. Иногда были и живые выступления. К 1995 году программа стала уже довольно популярной, мы стали заниматься и организацией концертов вместе со знакомыми артистами. Плотно общались с Шевчуком, Бутусовым, Кинчевым… Ну и с молодыми, тогда практически неизвестными музыкантами — „Сплин“, „Король и шут“, „Чиж“.

Музыку для радиостанции мы добывали разными способами. Надо было собирать более-менее актуальную рок-музыку. Иногда что-то привозили американцы, но обычно мы брали записи в различных рок-н-ролльных магазинах, с которыми сотрудничали. Одним из таких магазинов был „Манчестер“, выросший теперь до широко известной в узких кругах компании „Бомба-Питер“. Отцом-основателем „Манчестера“ был Олег Грабко.

Мы познакомились с Олегом, и он стал нас приглашать к себе на „базу“ (так это тогда называлось), где хранились все диски из их каталога, и вот там я впервые встретил Сергея Анатольевича Курехина. Он заходил по какому-то пустяковому делу, пару компакт-дисков ему надо было приобрести.

Я подошел к нему и спросил, не хочет ли он поучаствовать в нашей программе. Он сначала отказался, мотивировав это тем, что не играет рок-музыку. Но я ему сказал, что мы готовы ставить самую разную музыку, это не проблема.

Тогда Курехин согласился прийти, но поставил условие: вместе с ним придет Александр Дугин.

Я тогда не очень хорошо понимал, кто это такой, вообще был не в курсе историй, связанных с политическими интересами Курехина, это всё как-то проходило мимо меня. Ну я и согласился. Мол, если это хороший ваш товарищ и если вы его хотите представить широкой публике, то приходите с ним, конечно.

И они пришли. Я тогда вел передачу с Валерием Жуком, в эфире мы были вчетвером. Курехин с Дугиным осторожно рассказывали про свою предвыборную деятельность, прогоняли какие-то истории: про сакральное значение топора для русской культуры и т. д. В общем, всё как положено. Иногда мы отвлекались на музыку. Тщетно пытались протащить „Донну Анну“ — самую известную широким кругам вещь Курехина, саундтрек к „Господину оформителю“. Но Курехин говорил, что он ее ненавидит, и просил поставить что-нибудь другое.

После передачи мы договорились, что будем оставаться на связи. Я пару-тройку раз звонил ему по каким-то делам, он отвечал, и под Новый год я ему предложил рассказать о его личных музыкальных итогах года.

Он пригласил меня в их предвыборный штаб. Помещение было подвальное, народу там не было. Мы сели, он на диктофон наговорил монолог об итогах года и после этого стал мне рассказывать, что хочет сделать какой-нибудь интересный проект.

Мне кажется, что политические демарши Курехина сделали его менее востребованным в медийной плоскости, и он хотел этот недостаток восполнить.

И я ему предложил сделать на нашем радио его собственную программу, даже не предполагая участвовать в ней.

Он согласился. Я высказал идею руководству. Они тоже согласились, но сказали, что делать это надо уже после новогодних праздников. В итоге всё затянулось, как оно обычно и бывает, и к этой теме мы вернулись только в конце января. Радиостанция у нас, повторюсь, была рок-н-ролльная, руководство прекрасно знало, кто такой Курехин. В то время он был одной из самых интересных и неординарных личностей Питера, хорошо узнаваемым городским брендом: „Поп-механика“, „Ленин-гриб“, „Два капитана-2“. Затащить такого человека к себе в эфир, конечно, дорогого стоило. Так что мы встретились с руководством, обсудили детали (в частности, мою роль соведущего), и уже в начале февраля в эфир вышла первая программа.

Мы даже спонсора нашли — какую-то строительную компанию, которую, по сути, даже не рекламировали. Курехину просто надо было несколько раз за передачу повторить их рекламный лозунг: „Красота бесконечна“.

И спонсор был этим очень доволен. В сущности, Курехин мог бы просто сидеть и ржать — уже этого было бы достаточно для руководства и спонсора программы.

Передача выходила каждый четверг в 20:00. Сначала она называлась „Ваша любимая собака». Потом Курехин решил, что еженедельно делать передачу с одним и тем же названием — это скучно, и название стало иногда меняться — „Наша маленькая рыбка“, „Русский людоед“.

Что касается музыки — у Сергея, конечно, был карт-бланш. Ему можно было ставить всё, что он принесет, а приносил он музыку достаточно дикую, вплоть до японского шумового андеграунда. Но тогда и весь радиоэфир был гораздо более свободным. У нас тогда в Питере было радио „Модерн“ с Нагиевым и Ростом, например. Так что хоть наша передача и отличалась от других, но всё же шоком для основной аудитории радиостанции она вряд ли была. Главным в ней была всё же не музыка, а личность Курехина.

Всего мы успели записать где-то двенадцать-четырнадцать выпусков. Последний выпуск вышел в начале мая, через несколько дней после него Курехина госпитализировали. В интернете есть записи восьми передач, остальные, похоже, безвозвратно утеряны, к сожалению.

Часто у нас в передаче были гости. Профессор Волков, Андрей Баширов, Сергей „Африка“ Бугаев, Дмитрий Александрович Пригов. Если Баширова, Бугаева и Пригова все знают, то о Волкове надо упомянуть отдельно.

В передаче у нас Волков был в роли шумового советского музыканта, который ушел из ансамбля Клавдии Шульженко и начал пилить нойз еще в 1960-х годах.

Но это был очередной прогон Курехина. Волков никаким музыкантом не был, он был врачом и хорошим другом Курехина. К сожалению, он тоже уже умер.

Вообще прогоны у Курехина были постоянно. Причем мы это заранее никак не обсуждали. Мы, по сути, к передаче почти не готовились, Сергей просто звонил мне утром в день эфира, говорил, какую музыку собирается принести и в паре слов — о том, что будет рассказывать. Вся эта его шиза была экспромтом.

Причем выступал он с таким невозмутимым видом и с такой логически выверенной аргументацией, что многие слушатели велись на его прогоны.

Многое из этого есть на записанных и выложенных в интернет передачах. Я же вспомню один момент, которого нет на доступных записях. В одной из передач мы объявили конкурс: кто с первого аккорда угадает песню, которую мы поставим в конце передачи, тому мы в следующий раз подарим приз. И Сергей поставил песню Hard Day’s Night, но дал немного больше одного аккорда, в результате чего она легко узнавалась. Сначала он расстроился, но потом понял, что надо делать. К началу следующей программы он взял, отрезал и приклеил начало Hard Day’s Night к песне Any Time At All. И вот нам звонит человек, отбитый битломан, и говорит что-то типа: „Ну мы, старые битломаны, даже с одного аккорда отгадали бы Hard Day’s Night“. И тут Сергей включает склеенную песню. Человек на проводе просто не может поверить своим ушам, начинает возражать. В этом, наверное, и была стратегия Курехина. Человека надо было сдвинуть, сбить с той точки зрения, в которой он уверен, выбить почву из-под ног.

Дальше Курехин загнал телегу о Ленноне, которого достало, что песня начинается с этого аккорда, и он решил вставлять его в каждую песню, которая начинается с вокала, но Пол Маккартни не давал ему этого сделать.

В качестве аргументов Курехин ссылался на какую-то недавно изданную биографию, придумывал всё на ходу. Вот так и рождалась вся его мифология, Курехину нравилось в режиме онлайн генерировать все эти вещи. Быть свидетелем этого, конечно, отдельное удовольствие.

Из тех гостей, записей передач с которыми нет в интернете, я вспоминаю только Андрея И, режиссера. Курехин его называл „живым богом Маньчжурии“ и писал музыку к его „Научной секции пилотов“.

В мае, утром, в день очередной передачи, мне вместо Курехина позвонил тот самый профессор Волков и сказал, что Сергея госпитализировали. Серьезное заболевание, проблемы с сердцем. На этом, увы, вся наша история и закончилась.

Хоть мы с Сергеем Анатольевичем и общались всего несколько месяцев, да и то, по сути, только в рамках нашей передачи, он на меня сильно повлиял. Мы не сумели в силу занятости получше узнать друг друга, но я до сих пор его вспоминаю и крайне ценю наше знакомство. Самое главное, чему меня научил Курехин, — если ты хочешь что-то делать, то надо делать прямо сейчас. Если ты чувствуешь, что ты можешь сделать это прямо сейчас, то надо делать сразу, а не откладывать на потом, когда появится больше опыта. Дерзость необходима, а также умение смотреть на привычные вещи шире и с неожиданного ракурса. В этом был весь Курехин, всегда оригинальный, всегда интересный».

Александр Гельевич тоже любезно согласился поделиться с нами воспоминаниями о том, как он выступал на радио вместе с Курехиным.

Философ Александр Дугин — о радиопередаче «Русский рок», в эфире которой они с Курехиным обсуждали топор и его сакральные свойства:

«У меня была статья, которая называлась „Имя мое — топор“. Я ее написал как раз в тот период, находясь в Питере и размышляя о Достоевском. Курехин меня познакомил с Владиславом Кушевым, автором пьесы „730 шагов“.

Это странный человек, который сделал путь Раскольникова своей собственной судьбой.

Он просчитал, что именно 730 шагов нужно было пройти Раскольникову до дома старухи-процентщицы. Кушев был абсолютно помешан на этом числе, видел его на каждом углу и положил его в основу своей метафизики: Раскольников убил невинную жертву топором, чтобы почувствовать вкус числа 730.

Моя статья была о символическом понимании действия Раскольникова как акта мифа. Раскольников „раскрыл“ голову старухи-процентщицы подобно тому, как в мифологических сюжетах топор обрубает пуповину — отделяет старый год от нового. Из раскроенного черепа старухи-процентщицы выползало новое начало, предвосхищение революционного периода, мифологическая заря новой жестокой эпохи.

В эфире передачи мы с Сергеем как раз обсуждали всё это, обсуждали свойства топора. Курехин говорил, что топор — это универсальное средство и символ русской культуры и что его можно использовать различными способами. Для лечения, например.

Он рассказывал, как молекулы топора перемешиваются с молекулами воды, и какая в результате получается замечательная смесь, которая может спасти человека от психических заболеваний.

Его взгляд на любую идею всегда был очень тонким и глубоким. Отталкиваясь от любой точки — будь то какая-нибудь философская тема или непримечательные бытовые обстоятельства — можно было построить в разговоре с ним тонкую систему разного рода соответствий и пересечений, что и было исследованием максимальных границ территорий внутренней свободы. Это практика свободы — свободы от штампов, свободы от банальностей, практика открытой философии в каком-то смысле, и в этом отношении она могла строиться, как в нашем случае, и вокруг темы топора. Через образ топора мы выходим на Кушева, на Раскольникова, на Питер, на необходимость восстания против разных форм герменевтики и эпистемологии отчуждения».

Тут Курехин сидит с топором и в двух словах пересказывает идеи Александра Дугина относительно топора:

Краткий путеводитель по сохранившимся радиопередачам Сергея Курехина:

1. «Ваша любимая собака», первая передача

Джазмены против собак. Живая, свежая и неоэкстремистская музыка. Pulp Fiction и популярность серф-рока. Гости передачи и их дикие музыкальные впечатления. Майамские шумовые панки. Coil и Throbbing Gristle как архаичная музыка для престарелых. Ревизионизм музыкальной традиции. Гений ХХ века Герман Вирт и «письмо природы». В ожидании профессора. Ложный прогноз погоды. Черные джазовые экстремисты. Тонкая грань, отделяющая экстремизм от клинической тупости. Слепой идиот бог.

2. «Ваша любимая собака», гость — профессор Волков

Экстремизм от Баха до современности. Функционирование женщины в смерти и любви. Новая цивилизация счастливых людей в шортах. Врач и «подпольный экспериментальный музыкант 1950-х годов». Три составляющих искусства: традиция, мейнстрим и авангард. Утесов как сентиментальный экстремист. Двадцатипяминутное нойз-соло в окопе. Рождение советского авангарда из трио Клавдии Шульженко. Александр Лебедев-Фронтов — человек-легенда. Самые дичайшие события, происходящие в мире животных. Папа Коля как отец русского блюза. Еврейский клезмер-национал-большевизм.

3. «Ваша любимая собака», гость — Александр Баширов

Псевдоготика, новая шизофрения и старая паранойя. Beach Boys в исполнении диких зверюг. Часы старого финна. Баширов-постпанк. Обгрызенная крысами «девятка». Китайский джаз. Начинающие любители красоты. Средневековая экстремистская музыка. Политическая и сексуальная переориентация Курехина. Костер, шашлык, можно даже выпить. Глина и одеколон в Самаре. Завывание мустанга в японском шумовом терроре. Наступление весны и романтическое крещение любви.

4. «Ваша любимая собака», гость — Сергей «Африка» Бугаев

Отцы российского рейва. Westbam и новое техно. Секс, наркотики и стрельба по своей жене. Оркестр японских онанистов. Созерцание божества в звуках низких частот. Утопия как традиционная форма русского времяпрепровождения. Прибор для измерения святости иконы. Изучение моржового горла. Привет Борису Николаевичу Ельцину. Красота бесконечна. ХЗ и Б. Портрет Александра Лебедева-Фронтова. Стремление элементов таблицы Менделеева друг к другу — это любовь. Минералогия — это не шутка.

5. «Ваша любимая собака», гость — Дмитрий Александрович Пригов

Праздничная открытка женщинам. Логос еврейства. Древнее японское искусство падать каплей в горшок. Легендарная московская группа «Среднерусская возвышенность». У Моцарта и у Баха не было слуха, слух был у Вагнера, но очень плохой. Механизм рта и механизм пальцев. А сейчас Дмитрий Александрович Пригов исполнит крик кикиморы. Близость стенокардии и талантливости. Бдых — это духовность. Традиции дыромоляйства. Случаи ритуального расчленения младенцев на фашистских оргиях.

6. «Наша маленькая рыбка», 11 апреля 1996 года

Прыщавый злобный Моцарт. Приступ ложного экстаза. Собака — это пограничник, а пограничник — это собака. Глубинные мифологические корни праздника 1 апреля. Двухголовые приапы, населявшие Землю 228 миллионов лет назад. Музыкой занимаются тяжелые идиоты и клинические дебилы. Как Джон Зорн и Билл Ласвелл отравили Владимира Чекасина. Прививки от современного искусства. Интернет — наиболее омерзительное изобретение последних лет. Единственный корейский авангардист.

7. «Русский людоед», 18 апреля 1996 года

Ошалевшие японцы, оголтелые американцы и отупевшие китайские панки. Философия хаоса. Антенна и резец — два новейших инструмента современных диск-жокеев. Пожилой человек Пьер Анри. Фараон, забальзамированный со страшной силой. Чуть-чуть поменьше хохочите! Параллельные террористы Omoide Hatoba. Улыбающийся дзен-буддист Джон Кейдж, облитый водой в мастерской «Африки». Музыку сочиняет народ, а мы — композиторы. Слияние русского и американского авангарда. Радуемся жизни как поросята.

8. «Русский людоед», 2 мая 1996 года, последняя передача

Песни Филиппа Киркорова на немецком языке. Засунуть всех музыкантов в тюрьму и сковать их цепью. Волна битломании и других параноидальных течений. Отправка Сергея Курехина в космос. Медитация на кирпич. Любовь к музыке — нездоровое явление. Древний японский ритуал сжигания храма. Владик Монро как жрец стихий огня и воды. Ритуальная колобаха. Чревоугодие против алкоголизма, наркомании и прелюбодеяния. Белые ночи и фестиваль харакири. Песни трубадура-импотента. Закармливание борщом и самозакапывание как русские способы самоубийства. Brighter Death Now.