Татьяна Александрова: "У самых отвязных СМИ появляется ореол борцов за правду и рейтинг"

Всем досталось на орехи – и представителям власти, и журналистам – от руководителя программы "Петербургский час" на Пятом канале Татьяны Александровой на недавно прошедшем круглом столе "СМИ и власть: грани взаимного доверия". Татьяна говорила честно, то что она думает, не боясь обвинений в нарушении пресловутой "журналистской этики". После круглого стола главный редактор портала Lenizdat.ru Дмитрий Жвания попросил г-жу Александрову раскрыть самые острые ее высказывания.

– На круглом столе вы сказали, что замалчивание проблем происходит часто не из-за давления со стороны власти, а из-за профнепригодности журналистов. Как вы думаете, в чем причина низкой квалификации журналистов? Плохо учат на журфаке? Или просто за последние лет восемь выросло поколение тупиц, и журфак ни в чем не виноват?
– Поколение тупее не стало – разве что гламурнее и ленивее (кстати, связанные явления). И журфак действительно ни при чем. Просто журналистика - это не наука, а ремесло, и учиться ему можно исключительно на практике – институт только базу дает. А на практике сейчас особо и не поучишься: в самом профессиональном сообществе нет качества и не определены стандарты. Нужны профессиональные ориентиры. Авторитетные учителя, которые ради подготовки молодняка с удовольствием выйдут из эфиров. Таких мало. Отсюда и дефицит кадров, и завышенные зарплаты начинающих "телемастеров".

– Как вы решаете проблему кадрового голода? С кем работаете?
– У нас на старте было всего несколько действительно состоявшихся корреспондентов, остальные – либо ребята с минимальным опытом работы, либо студенты. Создавать сборную из звездных легионеров было не на что, да и незачем: хотелось сказать свое слово в городской тележурналистике, выработать свой язык, свой стиль. А для этого надо было непременно расти вместе, не тратя времени на слом установок прежних начальников.

– Вы сами закончили журфак. Вы довольны своим образованием? Много получили на журфаке для своего профессионального развития?
– На первый вопрос отвечу: "недовольна". И журфак здесь снова ни при чем. Просто появился ребенок, плюс работа – тут не до учебы было. А для профессионального развития я получила, прежде всего, среду общения и возможность совместить теорию с практикой. Правда, тогда (1992-1998) на журфаке все было уж чересчур теоретически. К примеру, на кафедре "Радио и Телевидение" кассеты с курсовыми работами не принимались - видеомагнитофонов не было. Так что "телеочерки" сдавались в печатном виде, с пояснениями на полях про "картинку".

- Вы и правда считаете, что в российском эфире есть каналы, которые читают, как вы выразились, на круглом столе, "привычные для 10 процентов аудитории мантры про преступный режим"? Я вот все как-то больше слышу мантры о том, что Россия встает с колен, а Запад строит козни… Как вы думаете, на какой процент аудитории они рассчитаны?
- Телеканалы, которые читают мантры про преступный режим, действительно есть. И самое печальное, что это - те самые телеканалы, которые претендуют на роль независимых и честных. Действительно, большая часть новостного эфира занята откровенной и некачественной пропагандой. Мы же не будем это обсуждать? Меня огорчает другое – то, что СМИ, провозглашающие иную модель, действуют теми же методами. В итоге: госпропаганда с одной стороны, и антигосударственная пропаганда - с другой. Причем того же пошиба и качества. А зритель ушел смотреть развлекательное шоу.

– Получается, что для возвращения зрителя телевидению нужно стать менее конфликтным?
– Вовсе нет. Мои учителя в профессии говорили, что в основе любого качественного сюжета должен быть конфликт. Иначе нет драматургии, следовательно, нет сюжета. Проще, когда конфликт явный; сложнее, когда до него надо докопаться. Хорошая новость не обязательно приторная, но добавить соли и перца надо уметь. При этом журналист все-таки обязан оставаться беспристрастным и не подменять информацию домыслами и натяжками с целью продемонстрировать собственную позицию. Такой подход по крайней мере устарел – эпоха информационных киллеров прошла. Делать хорошие, критические, но при этом не тенденциозные новости можно: свою программу хвалить не буду, но, скажем, на НТВ начала двухтысячных нам удавалось сохранить этот баланс и делать, как метко заметил Илья Тилькин, респектабельный продукт.

– В вашем выступлении прозвучала мысль о том, что зритель наперед знает, "к какому выводу приведет очередное "разоблачение". Раскройте эту вашу мысль, пожалуйста. Вам кажется, что мало сюжетов для журналистских расследований?
– Поясню. Во-первых, журналистское расследование в классическом понимании – не телевизионный жанр. Хотя бы потому, что телевидению нужна картинка, а добыть ее в формате расследования – о-о-очень затратная штука. В итоге то, что выдается за расследование на телевидении, – как правило, всего лишь экранизация такового. И это в лучшем случае. Если же мы называем "расследованием" сюжет, в котором корреспондент просто дал себе труд разобраться в проблеме,– это грустно.
 Возьмем, к примеру, ситуацию с Хасанским рынком. Можно рассмотреть ее под микроскопом и понять, что там происходит на самом деле (это правда интересно!), а можно объявить, что это "очередной пример наступления городских властей на малый бизнес в рамках стратегии по его уничтожению в угоду торговым сетям". Ведь так? Не умея, а зачастую - не желая разобраться, мы подменяем суть происходящего журналистскими шаблонами. Обобщаем. Чтобы "вписаться"  в редакционную политику. Заметьте: даже зрители начали говорить дурацкими штампами, типа "зеленых легких города". От этого дурновкусия коробит, а ведь это наших рук дело. В итоге у самых отвязных СМИ появляется ореол борцов за правду и рейтинг.

– Разве у "отвязных" СМИ сейчас большой рейтинг или тиражи?
– Насчет тиражей – не знаю. А вот рейтинг – точно. "Отвязанность" - самый простой и быстрый путь к увеличению спроса на информационный товар. Не хотелось бы переходить на личности, а вы, судя по всему, предлагаете привести примеры. Тогда угадывайте. Что заставило город заговорить о местном "окне" на одном из федеральных каналов, в котором под шовинистическую песенку про "русских, которые поднимутся с колен", два молодых человека берут интервью у политиков? Профессионализм ведущих? Качество картинки? Раскрутка? А помните, под каким соусом руководители петербургского "окна" на другом федеральном канале попрощались с начальником службы информации? Его обвинили в падении рейтингов. Заметили, как круто изменилась редакционная политика? Ну, про  "марафонцев", которые за год выполнили план пятилетки в эфире, вы лучше меня знаете. 

– Опять хочу вас процитировать: "Посмотрите на слушания по ПЗЗ или бюджету: реальный, между прочим, механизм участия людей в принятии решений превратился, и с нашим участием в том числе, в балаган, где звучат одни и те же лозунги и куда люди приходят в очередной раз "самовыразиться". Ну а статисты, нанятые на Ленфильме Газпромом, приходили на общественные слушания по Охта-центру не ради самовыражения, а ради денег. Использование статистов – разве это не тема для пресловутого "разоблачения"?
– Ой, Дмитрий, если у вас этот аргумент искренне выскочил – обратите внимание. Это профессиональная деформация оппозиционера. Проблема в том, что оппозиционеры приходят на общественные слушания не для того, чтобы обсудить суть конкретного вопроса, а изначально стараются найти повод, чтобы отстоять свою неизменную позицию и уйти с гордо поднятой головой. Власть призывает: "Давайте обсудим, надо ли убирать трамваи с улицы Куйбышева", - а просвещенное сообщество отвечает: "Сначала освободите политзаключенных!" (и пафосное дефиле к дверям). Собственно, это я и называю "самовыражением". Статисты – это постыдный абсурд, но какое они имеют отношение к общественным слушаниям по ПЗЗ где-нибудь в Купчине?! Зачем уподобляться-то и дискредитировать идею диалога как таковую? В этой окопной войне выигрывают только маргиналы с обеих сторон.

– Маргинальная оппозиция – это понятно, а что такое маргинальная власть – нет.
– Я считаю маргиналами во власти тех, кто, обезумев от вседозволенности, нарушает законы страны, морали и здравого смысла. Называют публично водителей маршруток "выходцами из аулов", пытаются снизить налоги владельцам "лексусов", прикрываясь защитой городской экологии, разворачивают тупую пропаганду "в интересах" власти – в кавычках потому, что вреда от такой пропаганды больше, чем пользы.

– Почему, с вашей точки зрения, исчезли прямые эфиры с участием представителей власти? Это как-то связано с отменой прямых выборов?
– Конечно, связано. С отменой прямых выборов, с отменой предвыборных дебатов. Кандидатам во власть стало необязательно нравиться народу, они быстро разучились быть публичными. Прямой эфир выдает ложь мгновенно, поэтому он не нужен. Не нужен он и оппозиции. Неудобные вопросы проще посылать в пустоту, без оппонента. Люди-то в большинстве своем интеллигентные, гадости говорить в лицо собеседнику неудобно как-то – не на митинге же. Когда возникнет диалог – появится другая политическая система. И в этой системе, кстати, журналистам придется работать головой, а мы к этому не готовы.
 
– Еще одна ваша мысль, высказанная на круглом столе: "Гражданского общества нет во многом благодаря нам! СМИ и власть натужно имитируют общественный диалог, причем каждый при этом преследует свои цели. СМИ создает шоу – власть отвечает пропагандой". Можете развить этот тезис? Отсутствие общественного диалога как-то связано с "репертуаром" телеканалов?
– А что тут развивать? Очевидно, что от каналов-пропагандистов глупо ждать создания конкурентной среды мнений. Их оппоненты, "типа честные" каналы, воспитывают в обывателе брезгливость к власти как таковой: "я, мол,  приличный человек, политикой не интересуюсь, на выборы не хожу, потому что Дума и ЗакС априори сборище идиотов". Такие СМИ, согласитесь, политический процесс интересует только тогда, когда власть дает повод обсудить, насколько она плоха. Вся прочая ее деятельность – по боку. Госдума, к слову, вскоре займется темой возвращения прогрессивной шкалы подоходного налога. Это коснется каждого. Чем не тема для общественной дискуссии? Но что-то никому она не интересна – с ее помощью ни прославить, ни заклеймить…

– Как строится ваше общение с руководством канала в целом? Существует ли доля автономии в вашей работе?
– "ПЧ" - одна из самых эффективных команд на канале, и это трудно не заметить. Поэтому руководство к нам относится уважительно – мы отвечаем взаимностью. А определенная доля автономии - есть, она сугубо творческая и продиктована разницей наших интересов: канал борется за российского зрителя, мы – исключительно за петербургского.

– Раньше вы работали на телеканале "Россия". Чем отличается работа на Пятом  канале от работы на "России"?
– Канал "Россия" – это, если позволите, всероссийский государственный оркестр народных инструментов имени Олега Борисовича Добродеева. Сыгранный, заслуженный, прославленный коллектив, исполняющий репертуар, одинаково родной и понятный как обитателю Садового кольца, так и вышневолоцкой бабе Нюре. Безо всякой иронии говорю. Поэтому работать в таком коллективе почетно, но надо помнить, что выбиваться из стройного ансамбля нельзя. "Пятерка" - это такой джаз-банд, где импровизация приветствуется. Выступаем пока без "аншлагов", но, может, и слава Богу.

– На "России" вы работали на федеральные "Вести", а теперь занимаетесь городским вещанием. Пришлось переучиваться, перестраиваться?
– Переучиваться не пришлось, потому как до "Вестей" я работала на городских каналах. Это в корпункте "Вестей" я все время забывала, что, говоря о Невском проспекте, надо добавлять "в самом центре Петербурга". А в качестве ведущей федеральных новостей регулярно спотыкалась о слово "бордюр": произнести невозможно, перевести на "петербургский" - страна "поребрик" не поймет.

– Почему случился этот переход?
– Во-первых, устала жить на два города и делить семью пополам. Во-вторых, захотелось той самой импровизации, в-третьих, обожаю начинать с нуля. Когда приняла решение вернуться в Петербург, как-то очень кстати Марина Львовна Фокина сделала предложение: собрать команду для городского вещания. Мне дали карт-бланш – разве можно было отказываться?

– Журналист – публичная профессия, а вы – привлекательная девушка, натуральная блондинка. Случались в связи с этим какие-либо приятные истории с вами, или, наоборот, не очень приятные? Словом, случалось вам оказываться в роли "жертвы публичности"?
– Спасибо за комплимент. Никогда! Дело в том, что меня невозможно было идентифицировать с тем образом, который создавала команда гримеров. Телевизор делал меня высокой, солидной дамой, почему-то высокомерной. Так что, спрыгивая с барного стула, на котором я сидела в студии "Вестей" (чтобы соответствовать по масштабам партнеру), я легко терялась  в толпе. Однажды был забавный эпизод. Меня вез частник на работу в "НТВ-Петербург", где я тоже одно время вела новости, и уже около нашего офиса хлопнул себя по лбу: "А я-то думаю, где я вас видел! Не помните меня? Я же у вас на прошлой неделе бумагу для принтера покупал!" Тогда НТВ делило первый этаж с магазином канцтоваров.

Lenizdat.ru